Так как бабушки Марины не стало, то дома меня никто не ждал. Все работали и в квартире обитали днем только Сережка, мой двухгодовалый племянник и, присматривающая за ним, домработница - девушка из пригорода. По идее, присмотр за мной или хотя бы кормежка, ей также вменялся в обязанности, но девица явно не страдала чрезмерной ответственностью и мой голодный организм не отравлял ее совесть. Я привык питаться, как говориться, святым духом, поэтому забота о желудке была на предпоследнем месте. На последнем - уроки.
Девица эта подневольная никогда не закладывала меня домашней общественности и я забегал домой только что бы забросить портфель, схватить кусок хлеба и ... поминай как звали. До прихода взрослых, а воспитывали меня все кроме Виктора - мужа кузины и отца Сережки. Душевный человек был, но рано ушел. Страдал астмой и работал в горячем прокатном цеху на заводе Карла Либкнехта.
Потом, году в 1955-ом, к нам переехали из Донецкой области бабушкина сестра родная - тетя Феня (Феодосия) с мужем дядей Ваней. Он был столяр и плотник и сходу стал чинить и строить что-то в нашем хозяйстве. Они стали жить в моей комнатке, а я перешел к маме в спальню. Спал на сундучке, как раз по моему росту.
Надзор и контроль со стороны покойной тети Фени был пристальный, но не профессиональный. Я теперь после школы вовсе домой не появлялся, забрасывал портфель в сарай или в форточку, а с едой вообще не заморачивался. Вечером, вместе с нотациями и стенаниями мамы, уминал что давали.
В школе бузил и хохмил, выводил учителей из себя, но только из сострадания к моей мамочке, меня тянули и закрывали глаза на мои коленца.
Честно признаться, этот период в моей судьбе был настолько непутевым и бесполезным в плане закладки, так называемого, правильного жизненного фундамента, что не только описывать, но просто вспоминать его подробности, желания нет ...
Один пацанский эпизод, все же, я обязан привести в этих "мемуарах" - так сказать, повиниться перед Ленькой Шикиным. Шли мы, как обычно, с уроков вместе домой. В этот день состоялась контрольная по какому-то предмету и я, по обычаю своему каверзному - улизнуть, загримировал правую руку под страшную травму, то есть, наложил диктовую шину, перебинтовал ее и, соображая о элементарной проверке, измазал внутри повязки жирно губной маминой помадой. Таки да! Учительница заставила меня разбинтовывать сооружение и, когда увидела на бинтах "кровь" - закатила глаза, изображая обморок. Контрольную я "выиграл"! Так вот и шел с Ленчиком и с "травмированной" рукой, пока не встретили группу ребятишек с Кооперативной, славившуюся бандитскими наклонностями и возглавляемыми неким Боцманом. Они поджидали. Меня сразу отодвинули в сторонку, а Леньку окружили. Так и сказали: "Горик, не суйся, мы к тебе претензий не имеем, а вот Шикин нам ответит..." За что ответит, я до сих пор не понимаю. Да, он был успешен во всем, жил с папой и мамой зажиточно, но никому никогда не делал подлостей. Его изрядно отмутузили, а я даже не посмел дернуться, считая, что имею как раненый, право на это. Видимо и Ленька так тогда посчитал и, потому не обиделся на меня.
Я забыл про свою "травму" и не привел в порядок руку к маминому приходу, а мама, когда капитально обследовала ее, высказалась не по поводу контрольной, а по поводу моего трусливого поведения при Ленькиной расправе - "Мне стыдно, что у меня такой малодушный сын. Я бы этой "загипсованной" рукой смогла не одному паразиту навалять... ". Как гвоздь в башку вбила. В последствии по жизни я, как отчаянный заяц, никому спуску не давал.
Обычно, отсидев уроки и, сговорившись с такими же халамидниками [ХАЛАМИДНИК -- ближайший родственник босяка. Одес.], гонял в футбол на "поляне" за Учительским домом или зимой шел к кому-то из них в гости резаться в "дурака", пока родителей не было дома. С соседскими дружками - Ленькой-Петькой-Шуркой ежедневные игры прекратились. Контроль домашний у них был не чета моему - папы работали, а мамы воспитывали. Собирались дурачиться на выходных.
Мамочка моя бедная вечерами мучила меня и мучилась сама, с неизбывным - "Горе ты мое, Горе луковое", наставляя на стезю праведную и проверяя несделанные уроки. Уроки делались через пень-колоду. Выручали меня всегда природные смекалка и "соображаловка". Если литература и письмо (кроме украинских) были на высоте, математика и физика на "хорошо", то химия и английский убивали и меня и учителей. Остальные предметы - не шатко не валко, на троечки. Естественно, у физкультурницы нашей, я был лучшим. Ленька и я ходили у нее в любимчиках. Там где мне было неинтересно - никакие зубрежки не помогали, но если что-то захватывало, то я был первый. Мой мозг просто отторгал все скучное и, поэтому, непонятное. Вернее, наоборот. Далеко не все учителя могли зажечь интерес к своему предмету.