Резкое похолодание

— Оу, — тоненько пискнула в ответ обладательница более крупных щелок, а потом повернулась к своей узкоглазой сестре-двойнику и спела ей короткую песню на мяукающем, кошачьем языке. Та запела в ответ.

Ведьмы. Ну точно, ведьмы. В мой дом приходили ведьмы…

— Госпожа Шаньшань говорить, мебель нужно быть, — сказала ведьма с большими щелками. — Мебель хорошо и удачно, нет мебели бывает не так хорошо…

Вся компания прошествовала мимо меня и спокойно направилась вниз по лестнице.

— Ну и правильно, — щебетала блондинка, — я совершенно согласна с миссис… с мадам Шашан. Квартирка так хорошо обставлена, уютно, комфортно, все как бы к месту, такой прелестный кухонный гарнитурчик, замечательная венгерская стенка, мягкая софа, такие как бы креслица, все в тон, такая квартирка…

Я вошел в квартирку, шумно захлопнув за собой дверь. И сразу, с порога, прочел все известные мне заклинания против ведьм.

Стать похожим на самого себя — что может быть лучше? Седая шерсть: красиво, достойно, удобно…

Снимать покрывала с зеркал мне не хотелось, но я зашел в комнату старика, открыл шкаф и посмотрел на себя в большое пыльное зеркало на внутренней стороне дверцы. Мое лицо по-прежнему было полуженским, полустариковским. На подбородке виднелось несколько седых волосин, но это не особенно обнадеживало — растительность явно осталась мне в наследство от старика.

Я сосредоточился, сощурил глаза — ее блестящие мартышкины глаза, — и тихо, нараспев заговорил, стараясь имитировать некий усредненный заклинательный стиль:

— Мертвый ушел, и живая ушла, не с кем мне быть, не на кого походить, аминь… Пусть станет мое лицо не как у мертвого и не как у живой, аминь… Пусть вырастет на нем шерсть седая, аминь… Мертвый ушел, и живая ушла…

— Мертвый не ушел! — сварливо перебил меня из зеркала старик.

Я дернулся и машинально захлопнул дверцу шкафа. Некоторое время постоял рядом, придерживая дверцу рукой и вслушиваясь — точно и впрямь полагал, что старик прячется внутри, среди полок и вешалок… Потом мне стало неловко, и я снова открыл комод. В нос ударил привычный запах пыли, старых тряпок и рассохшейся древесины. Но к знакомому букету примешивался еще какой-то дополнительный аромат, непонятно даже, органического происхождения или нет: едва уловимо пахло то ли горелыми проводами, то ли мокрой пепельницей, то ли взопревшей псиной…

Старик в зеркале был бледен и раздражен, но в целом выглядел даже неплохо, как будто сбросил лет десять.

Мы молча смотрели друг на друга. Я просто не знал, как начать разговор, да и не особенно хотел разговаривать. Он явно чувствовал себя оскорбленным и, поджав губы, ждал, что я сделаю первый шаг.

— Ну вот и свиделись, — выдавил наконец я и попытался даже из вежливости улыбнуться. — Здравствуй.

— Здравствовать мне уже не придется, — огрызнулось зеркало.

— Извини.

Снова помолчали.

— Чем обязан? — без энтузиазма поинтересовался я.

Я знал, зачем он пришел, и знал, что этот разговор рано или поздно состоится, но все же абсолютно не был к нему готов.

— Ты предатель, — веско сказал старик.

— Я был с тобой до последней минуты, — возразил я.

— Ты предатель, который был со мной до последней минуты.

— …И настукивал тебе мелодии, — заканючил я. — Не помнишь? Про маленького Джонни… — я почувствовал себя лицемером и подхалимом, но остановиться уже не мог. — Про Джонни. Не помнишь?

— Не помню.

— Ну как же?! У ма-лень-кого Джонни, — я застучал пальцем по зеркалу в такт песне, — го-ря-чи…

— Не трогай! — взвился старик: поверхность зеркала чуть запотела. — Убери руки! Не трогай меня! Не прикасайся!

— Хорошо, хорошо, я убрал…

— Не прикасайся… — повторил он чуть слышно и затравленно огляделся. — Здесь все так… остро чувствуется.

— Извини. А как там… — я кивнул на зеркало. — Вообще?

— Плохо, — признался старик. — Никак не могу уйти до конца.

— А хочется?

— Хочется. Но это как… Как бессонница. Когда вроде бы вот-вот заснешь, но все не засыпаешь… И такая усталость! Такая усталость, сил нет!

Старик стал уже почти невидим за серой зеркальной испариной.

— Послушай, — шепотом сказал он, так тихо, что я еле расслышал. — Мне нужно кое-что отсюда забрать, тогда я смогу уйти.

— Не понимаю, — соврал я.

— Понимаешь! — яростно зашипела зеркальная муть. — Ты все знаешь, все видел! Ты ведь был здесь все время! Ты был с нами все время! Ты — предатель!

— Ты сам виноват, — сказал я и с силой захлопнул дверцу. — Увидимся.

Из шкафа донесся короткий шелестящий вздох. Или просто упала с вешалки какая-то старая шмотка.

Я снова распахнул его:

— Хорошо, я предатель! Предатель. Ну а ты-то кто?

И снова захлопнул, не дав ему возможности ответить.

Я вышел на кухню. Еды там никакой не обнаружилось. Я быстро слизал со стола и с пола все крошки, какие нашел. На кухне было холодно, от окна дуло. Я сидел и думал, что окна давно стоит заклеить: дом старый, из всех щелей тянет… Еще я думал, что стоит, наверное, пойти извиниться перед стариком за грубость… Я заснул прямо на кухне, за пустым столом. Мне снилось, что я сплю на улице, в сухом коричневатом сугробе, и мне очень холодно. Страшно холодно.