Танец страсти

Полина Поплавская ТАНЕЦ СТРАСТИ

Предисловие автора

В театре на Мастер Самуэльсгатан я оказалась во второй вечер своего пребывания в Стокгольме. Посмотреть балетный спектакль “Мед поэзии” предложила шведская подруга моей мамы, переводчица Соня Хольмквист, у которой я тогда остановилась.

“Разве можно увидеть хороший балет на сцене маленького полусамодеятельного театра?” — подумала я.

Вся моя сознательная жизнь была связана с балетом. Выпускница хореографического училища имени Вагановой, в двадцать шесть лет я вынужденно оставила сцену из-за тяжелой травмы колена и в последние годы работала “балетным переводчиком” — так я называла свою профессию.

В Стокгольм я приехала отдыхать и общаться с Соней, которую знала и любила с детства. К тому же я рассчитывала попрактиковаться в шведском языке.

Заметив мои колебания, Соня сказала:

— “Мед поэзии”[1] получил премию Северного музея как лучшая балетная постановка года, основанная на древнескандинавском эпосе.

По правде говоря, это не прозвучало убедительным аргументом. Видимо, тень сомнения пробежала по моему лицу, потому что Соня рассмеялась.

— Ты невозможна в своем снобизме, Полина! Разве тебе не известно, что я тоже люблю балет и не потащила бы тебя на какую-нибудь дрянь?! К тому же, насколько я знаю, ты совсем не знакома со скандинавским эпосом, что для переводчика непростительно…

Спорить с этим было трудно. Грозный О́дин, Иггдрасиль — Мировое Древо… На этом мои знания, пожалуй, исчерпывались.

Вздохнув, я согласилась — главным образом потому, что не хотела платить за гостеприимство черной неблагодарностью. А по дороге в театр узнала еще одну причину Сониной настойчивости. Оказывается, “Мед поэзии” поставила дочь ее погибшей подруги, моя ровесница.

— Если спектакль понравится, я познакомлю тебя с Малин, — добавила Соня. — Но учти, она непростой человек. Склонна к рефлексии. И вообще, отношение к жизни у нее такое… — В поисках нужного слова Соня закатила глаза. — Мистическое.

Здание, возле которого она припарковала машину, оказалось небольшим, двухэтажным и мало похожим на театр. Разочарование, наверно, было написано у меня на лице, потому что Соня, улыбнувшись, сказала:

— Многие звезды стокгольмской сцены зажглись в таких вот маленьких театрах. Это естественно. В маленькой труппе каждый на виду, а значит — легче найти возможность для самовыражения. Если бы Малин работала в каком-нибудь известном театре, кто бы позволил ей ставить целый балет? Ведь это очень дорогое удовольствие.

— А кто финансировал постановку здесь? — поинтересовалась я.

— Сначала — никто. Актеры работали бесплатно, причем репетировали в самое неудобное время, когда сцена и репетиционный зал не заняты чем-то другим. А потом Малин получила грант Северного музея. В Швеции множество различных фондов, и, если ты талантлив, есть надежда, что тебя заметят.

Из небольшого фойе, где продавались буклеты, посвященные спектаклю, мы прошли прямо в зрительный зал, оформленный современно и просто. Здесь не было бархатных кресел и нарядных люстр, и одежда зрителей — от школьников до пожилых супружеских пар — была, под стать интерьеру, демократичной. Мы сели на свои места, я развернула буклет. Мое внимание привлекло изображение старинного парусного корабля, украшенного множеством резных деревянных фигур.

— Что это за корабль? — спросила я.

— Это “Васа”, — ответила Соня. — Он был построен в семнадцатом веке и назван в честь родоначальника шведской королевской династии, Густава Васы. У этого корабля необычная судьба! “Васа” провел в море не больше часа, затонул и триста лет находился на дне морском. Соленая вода его законсервировала, поэтому он хорошо сохранился. В шестидесятые годы его подняли, а в начале девяностых поместили в специальный музей на острове Дьюргерден. Тебе надо обязательно побывать там.

— Но какое отношение этот корабль имеет к спектаклю? — удивилась я. — Ты же говорила, что балет поставлен на темы древнескандинавского эпоса.

— Это изображение надо воспринимать как эпиграф к спектаклю, — загадочно пояснила Соня. — Эпиграф, который напоминает нам о связи времен. О том, как прошлое влияет на нашу сегодняшнюю жизнь. О силе древних предсказаний… Я ведь предупреждала, — добавила она, с улыбкой посмотрев на меня, — что у Малин мистическое восприятие действительности.

После третьего звонка свет погас. Меня удивило, что все места в зале оказались занятыми, несколько человек даже стояло у стены. Потом открылся занавес, и…

Странные движения танцовщиков в сумраке сцены не были похожи ни на модерн, ни на какой-либо другой известный мне танцевальный стиль. К тому же они не сопровождались музыкой, а лишь — шелестом листвы, криками животных, шумом морских волн… Устав удивляться, я вглядывалась в таинственные декорации, в сосредоточенные лица актеров. Каким-то необъяснимым образом действие постепенно увлекало меня.