Резня на Сухаревском рынке

– Налево, – предупредил доктор из-за спины Архипова. – Прямо рядом с дверью.

Захар поморщился, привыкая к запаху, вошел в комнату с низким потолком и двумя окнами.

– Вам свет включить или так разберетесь? – спросил доктор.

– Не надо. Все видно, – ответил Архипов, останавливаясь у обитого жестью стола, на котором лежал бритый. С другой стороны встал Зиновьев. Скопин же не стал входить в комнату, а привалился к косяку, не вынимая изо рта своей трубки.

– Итак, – начал рассказывать доктор. – Мы имеем две раны от колюще-режущего оружия. Одна перерубила шейные позвонки, а вторая вот тут – прошла сквозь ребра.

– Вижу, – сухо ответил Архипов.

– Я предполагаю, что сначала была нанесена рана около шеи. Вероятно, наш клиент нагнулся, и тут убийца нанес удар. Второй же удар был добивающим, чтобы умертвить наверняка.

– А почему не наоборот? – спросил Архипов.

Доктор оглянулся на Скопина.

– Если уж убил, так убил, – ответил тот. – Ударил в сердце? Тогда зачем бил еще и в спину?

Архипов пожал плечами. Скопин говорил правильные вещи, но Захар был все еще раздражен его поведением. Он вообще теперь принимал все, что говорил или делал Скопин, с крайним неудовольствием, даже если тот бы прав.

– Надеждин, – Иван Федорович указал трубкой на покойника, – был человеком сильным и опасным. Да и нож у него в кармане имелся. Вероятно, убийца понимал, что сильно рискует, сцепившись с ним в открытую. Поэтому подождал, пока тот нагнется – например, развязывая мешок с награбленным у Трегубова, и ударил в спину. А когда Надеждин упал, повернул его и нанес удар в сердце.

Архипов ничего не ответил, продолжая глядеть на широкую рану в груди мертвеца.

– Я исследовал поясок осаднения, – продолжил доктор. – Участок кожи вокруг раны. Если бы клинок был грязным или ржавым, остался бы след. Но, похоже, что оружие держали в чистоте. Я нашел только мелкие следы смазки. Теперь смотрите сюда.

Доктор вынул из кармана халата лупу и передал ее Архипову.

– Вот тут, в углу раны, мы видим косо отходящие надрывы кожи, так называемый «ласточкин хвост». Это результат незначительного поворота лезвия при его извлечении. Ну это вряд ли даст вам какие-то важные детали для размышлений.

– Хорошо отточенный, – подал голос Скопин со своего места. – Да, доктор?

– Так точно, – кивнул Зиновьев. – Я осмотрел хрящи в месте раны. Они разрезаны так, будто из масла.

– А форма клинка? – спросил Архипов.

– Это самое интересное, – отозвался Иван Федорович.

– Подайте мне спиртовку, Захар Борисович, она вон там, на подоконнике, – попросил Зиновьев. – А еще рядом чашка с воском.

Архипов принес требуемое. Доктор поставил спиртовку на тумбочку около стола, зажег ее, а сверху установил железную чашку с застывшим воском. В полном молчании присутствующие смотрели, как воск начал потихоньку плавиться.

– Та-а-ак, – сказал, наконец, доктор, надел плотную рукавицу и, сняв со спиртовки чашку, аккуратно начал лить воск в рану. – Надеюсь, он не пробил легкое, иначе ничего не получится. Я, в принципе, зондировал рану и не нашел никакого отверстия во внутренние органы, но мог и не заметить.

Скопин докурил трубку и вышел на улицу, чтобы выбить ее.

– Вы давно знаете Ивана Федоровича? – спросил Архипов.

– Давно! – ответил Зиновьев. – С Туркестана.

– И какой он человек?

Доктор пожал плечами:

– Он сильно изменился в последние годы. Впрочем, с его службой-то… Почему вы спрашиваете?

– Так…

– Он надежный, – сказал доктор, оканчивая свою работу. – Очень надежный человек. Но у него нет друзей. Не то чтобы они были ему не нужны… Он сам не допускает к себе близко. Казалось бы, мы знакомы так давно, через столько в свое время прошли…

– Вы обо мне? – спросил Скопин, который вернулся незаметно и снова занял свое место у двери.

Архипов сконфузился.

– О вас, о вас, Иван Федорович, – ничуть не смутившись, ухмыльнулся доктор. – Но не в профессиональном плане. Вы же пока живы! Перемываем ваши косточки пока только в переносном смысле.

– Это вы разослали словесный портрет Маши, Захар Борисович? – спросил Скопин. – Мне дежурный сказал.

– Я, – с вызовом ответил Архипов. – Она могла бы опознать убитого. Вы против?

– Отчего же? – спокойно ответил Иван Федорович. – Умно. Мне это не пришло в голову.

Архипов внутренне сжался от ярости. Он был уверен, что Скопин его оскорбил, посчитав, что молодой пристав воспользовался служебным положением в личных целях.

– Мне все равно, что вы думаете, – сказал он.

– Подождем еще минут пять, – вмешался Зиновьев. – Воск еще не застыл, как я полагаю.

Архипов отошел к окну и стал смотреть на пруд, лишь бы стоять подальше от следователя. «Прогнать бы его, чтобы под ногами не путался, – думал он. – Сколько еще ждать, пока таких Скопиных не погонят поганой метлой со службы?»

Иван Федорович чувствовал раздражение молодого пристава, но не оно сейчас его заботило. Вид раны в груди мертвеца вызвал в нем воспоминания, которые время от времени всплывали в его ночных кошмарах.