Резня на Сухаревском рынке

…Это был мальчик в сером вытертом халате с выцветшими когда-то зелеными полосами, с заплатами на локтях. Он держал в руках коричневую глиняную миску. Мальчик храбрился, но его черные глаза быстро перебегали с Мирона на Скопина, показывая, что храбрость эта — напускная.

В проем заглянул другой человек, голова его была обмотана грязной тряпкой вместо чалмы. Стражник что-то крикнул мальчику. Тот вздрогнул и резко ответил. Потом поставил миску на земляной пол, плеснув бурой жижицей.

— Пожрать принес, что ли? — буркнул Мирон.

Мальчик отступил к двери, выхватил нож и горячо заговорил.

— Звереныш, — не обращая внимания на него, сказал Мирон. — Небось вчера еще на базаре тятьке помогал, на наши квартиры покупки таскал. А теперь — туда же, воевать пошел.

Он вдруг зыркнул на мальчика страшными глазами и каркнул. Паренек мгновенно выскочил наружу и захлопнул за собой дощатую дверь, стукнув засовом. Мирон засмеялся:

— От, дурень! Молоко на губах еще не обсохло.

Но Скопину было не смешно:

— Он хоть и ребенок, а если прикажут — зарежет за милую душу.

— Знамо дело, зарежет, — кивнул Мирон. —  Да только мы ждать не будем до утра. Сегодня ночью утекём.

— Как это? — удивился Скопин. — Руки-то связаны.

— Так и что? — возразил Мирон. — Веревки у них дрянные небось.

Скопин попытался пошевелить локтями, чтобы ослабить свои путы, но только потерял силы.

— Не получается. Слушай, Мирон, нас ведь ждали?

— Ждали.

— Получается, в крепости предатель, — удивленно сказал Скопин. —  А майор и не знает.

Иван Федорович помолчал, а потом снова попытался растянуть веревки.

Мирон все это время лежал в углу, даже не стараясь освободиться. Наконец он сказал:

— Вашбродь, ты силы-то не трать.

— Так ты же сам сказал… — со злостью ответил Иван.

Мирон пожал плечами и ловко вскочил на ноги. Сделав шаг, он оказался около миски и двумя ударами каблука разбил ее. Бурая жижа разлилась вокруг лужицей. Мирон повернулся спиной, сел и начал вслепую нашаривать пальцами осколки.

— Левее, — подсказал Скопин.

Нащупав осколок, Мирон вернулся к стене и попытался воткнуть его в трещину. Ему это долго не удавалось, но наконец осколок миски остался торчать в стене, острым сколом наружу.

— Видал, вашбродь? — спросил Мирон, потом привалился к стене и начал ритмично двигаться, перетирая веревку. Иногда он кривился, когда промахивался и попадал на осколок рукой.

Скопин следил за ним, с тревогой взглядывая на дверь: не почуял ли часовой, что пленники пытаются освободиться. Время от времени Мирон останавливался и пробовал веревку на прочность — наконец с четвертого или пятого раза она порвалась и упала на землю с излохмаченными концами. Мирон нагнулся и сунул ее за пазуху.

— Пригодится еще, — сказал он. — Давай, вашбродь, поднимайся, будем тебя развязывать. А про предателя мы потом подумаем. Если выберемся.

Через минуту дело было сделано. Скопин вдруг понял, что страшно хочет по большой нужде — и что теперь, после того, как его руки больше не были связаны, это желание стало нестерпимым.

— Прости, Мирон, — сказал он, — мочи нет терпеть.

— Что? — непонятливо спросил казак, но по лицу Скопина догадался и махнул рукой. — И то правда!

Они устроились в разных углах. Скопин с детства стеснялся справлять большую нужду даже при родителях. Вот и теперь он сначала старался не смотреть на Мирона, но потом вдруг услышал с его стороны смешок.

— Слышь, вашбродь, — сказал Мирон, — сидим мы тут орлами, и вдруг «халатники» подваливают — где, мол, наши пленники?

И хотя картинка эта была совсем не смешная, но, вероятно, из-за сильного душевного напряжения Скопин прыснул.

— Тише, тише, — сказал Мирон, вставая и натягивая шаровары. — Вот черти, даже подтереться нечем. Вашбродь, а теперь давай обсудим, как мы утекать станем.

Мирон сидел рядом с дверью, прильнув к щели в досках. Наконец, он повернулся к Скопину.

— Кажись, стемнело, — прошептал он. — Давай, вашбродь, как договорились.

Он отодвинулся и, встав, прижался к стене, сжимая в руке тот самый осколок, об который перетер веревку.

Скопин неуклюже поднялся, подошел к двери и ударил по ней ногой.

— Эй! — крикнул он. — Кто там есть? Поди сюда!

За дверью послышались голоса охранников — мужчина что-то говорил мальчику.

Скопин еще раз с силой ударил по доскам, так, что с них посыпалась труха. Расчет был на то, что стражники войдут вдвоем, чтобы не рисковать.

Наконец стукнул открываемый засов, дверь со скрипом отворилась. Сперва показалось острие сабли — старший охранник держал ее неумело. Из-за его спины возбужденно выглядывал мальчишка.

Старший прикрикнул на Скопина и направил на него саблю, заставив попятиться.

— Во, гляди, что я нашел, — сказал Скопин, отступая на внезапно ослабевших ногах и кивая в глубь сарая. — Алтын! Алтын!

Главное было чем-то заинтересовать стражников. И слово «алтын», то есть «золото», играло роль приманки.

Старший сделал шаг вперед. За ним в сарай шагнул и мальчонка. Скопин продолжал отступать, подманивая охранников. Еще шаг!