– Так что мне ей сказать? Только, не руби с плеча, подруга, – не дала мне Инга ответить даже. – Сначала подумай. Какой бы сволочью она не была, она твоя мать и умирает.
– Скажи ей, где меня искать. Пусть приезжает.
– Хорошо. И, знаешь, я сама ее привезу, пожалуй. Так будет быстрее и лучше. И ты будешь под моим присмотром.
– Как хочешь…
– Когда лучше? Может, сегодня вечером? Я все равно, хотела заскочить к тебе.
Заскочить – это Инга загнула, конечно. Но так, действительно, будет лучше для всех.
– Хорошо, – отозвалась я, все еще не понимая, что именно испытываю.
– Тогда, часов в семь будем. До встречи, дорогая!
В семь… я посмотрела на часы – время приближалось к двенадцати. Сколько же я не видела женщину, которая называла себя моей матерью? Мысленно подсчитала. Получилось ровно десять лет. Не видела, не слышала и думала, что забыла. А сейчас вот она решила про себя напомнить. А вместе с этим и про все остальное, что я вычеркнула не только из своей жизни, но и из воспоминаний.
Я догадывалась, что со мною что-то происходит, что организм дал сбой. Вот и месячные прекратились. С тем случаем, когда меня изнасиловал богатый и избалованный самец, я собственное недомогание не связывала. Да и память моя частично блокировала последовательность событий. А перед этим я ходила в трехдневном шоке. Точнее, я не выходила из своей комнаты. Не ела и почти не пила. Из-за этого меня едва не уволили с работы. Только заступничество Лены и помогло, хоть она даже не догадывалась, что тогда произошло после ее ухода.
Наверное, на нервной почве мой организм и дал сбой – месячные задерживались уже больше, чем на две недели. И меня буквально выворачивало от любой еды. С трудом получалось скрывать от всех свое состояние. Но не заметить, как сильно я похудела, люди не могли, и ото всюду сыпались вопросы, не заболела ли я.
В тот день я приползла домой более уставшая, чем обычно. Объект был тяжелый – забардаченный даже не месяцами, а годами. Такие дома можно долго убирать, прежде чем станет заметен просвет в бардаке. Но мы с девчонками постарались на славу, и хозяева остались довольны. Они нам даже по маленькой премии выплатили. И у меня в кармане завелась лишняя собственная деньга, которую не отдала матери. Впрочем, той было плевать, существую ли я вообще. Она и про деньги вспоминала, когда выпить было не на что. Тогда орала на меня и даже пыталась бить. Но последнее я ей не позволяла. Хватит с меня! Когда она последний раз подняла на меня руку и ударила по лицу, я пригрозила ей, что в следующий раз убью ее за это. Все, больше с кулаками она ко мне не лезла. Бранью покрывала, да, когда вспоминала о моем существовании.
Мать не готовила дома, не убиралась. Да и чаще пропадала где-то вне дома. Все мои деньги, что давала ей, она пропивала. Но оставшихся мне хватало на пропитание. Чем и где питалась она, я понятия не имела.
Спать я легла рано, чувствуя себя больной. Тело ломило, и низ живота особенно. Ноги были словно ватные, и я все списала на усталость. А среди ночи проснулась от ужасной боли. Еле заставила себя встать с кровати. Когда разглядела на простыне кровь, то ужасно испугалась – слишком много для месячных.
Как вернулась мать не слышала, но нашла ее спящей в ее комнате. Первым делом распахнула окно, впуская в комнату ночной воздух и прогоняя спертость, наполненную парами перегара.
– Мам, мне плохо, ужасно болит живот, и кровь идет, – принялась я тормошить ее.
Сначала в ответ раздавались одни мычания, а потом мать посмотрела на меня мутными глазами и рявкнула:
– Иди отсюда! Не мешай спать!