Резус-фактор

Перевернулась на другой бок и моментально уснула.

Я же отправилась в ванную. Стоя под душем, прислушивалась к себе. Боль постепенно отступала, но еще и но-шпа, наверное, помогла, которую я сунула в рот и проглотила без воды.

Тогда я все-таки подумала, что у меня с такими болями начались месячные. Но когда через три дня они у меня не закончились, как обычно, а выделения не стали менее интенсивными, я заподозрила недоброе, но все еще надеялась на удачу. А еще через день потеряла сознание прямо на работе. Оттуда меня и доставили в больницу, где через какое-то время я узнала, что у меня случился выкидыш на ранних сроках.

Антирезусную сыворотку мне вкололи в больнице, но врач сразу предупредила, что сделали это очень поздно и на всякий случай.

Со второй беременностью развился резус-конфликт, и я была к этому готова, хоть и ужасно боялась.

И во всем этом я тоже винила свою мать, с которой сегодня должна была увидеться.

Глава 11

– Мы подъехали. Куда мне ее вести?

Инга позвонила, как только я вернулась с ужина. Сегодня не получилось отдать должное повару клиники – вся вторая половина дня прошла в нервозности из-за предстоящей встречи. От этого я не находила себе места, не в силах избавиться от мыслей и воспоминаний, и аппетита лишилась напрочь тоже от этого.

– Поднимайтесь ко мне.

– Ты уверена?

– Да.

Не в парке же нам разговаривать, когда вовсю идет время вечерней прогулки. И не в холле точно, под любопытным взглядом ресепшионистки, медсестер и пациенток клиники.

Минуты, что прошли со звонка Инги, показались мне вечностью. Все это время я сидела напротив входной двери, и мне казалось, что весь диван утыкан иглами. Все они вкалываются в мою кожу, и места уколов начинают кровоточить и болеть. И постепенно эта боль подбирается к сердцу. Уговаривала себя не волноваться, ведь в моем положении это вредно, но не получалось.

И вот дверь распахнулась. Сначала я увидела Ингу, а потом уже ту, кого подруга пропустила вперед. Я ее сразу узнала, но как же она постарела! От былой красоты, что все еще хранилась в моих детских воспоминаниях, не осталось и следа. Как и от стати. Мать словно съежилась вся. Она ужасно исхудала и начала сутулиться. А ведь раньше ее осанке могла позавидовать любая танцовщица. Лицо покрывали сетка мелких морщин и пугающая бледность. И только глаза не изменились – светло-карие с золотистыми вкраплениями, взгляд глубокий и властный.

– Здравствуй, Настя!

Голос тоже не изменился, разве что, словно потускнел.

– Здравствуй!

– Настюш, я пойду, прогуляюсь, – проговорила Инга. – Ты мне звякни, ладно?

– Хорошо, – кивнула я, не понимая, о чем буду говорить с матерью, когда мы останемся наедине. Мы же с ней никогда и ни о чем не разговаривали.

Инга ушла, а я кивнула на кресло.

– Присаживайся.

– Кого ждешь? – посмотрела мать на мой живот.

– Не знаю.

Она кивнула и снова замолчала. Я ждала, когда она продолжит, не желая делать этого первая. Да и у меня не было к ней вопросов. Никаких. Раньше их было много, но ни на один она не отвечала. А постепенно мне расхотелось их задавать. И эта встреча меня тяготила. Особенно то ощущение пустоты, которое все усугублялось, чем дольше я смотрела на эту женщину. Пугала собственная холодность, ведь пусть и только генетически, но она была моей матерью.

– Ты родилась восьмимесячная и весила два четыреста пятьдесят, – тихо заговорила мама. – У тебя началась асфиксия, и два дня тебя держали в кислородной капсуле, под искусственным дыханием, пока легкие не заработали самостоятельно. Потом мне врачи объяснили, что это из-за несовместимости крови – твоей и моей…

Я сидела с каменным лицом, как полагала, но не пропускала ни единого слова. Ведь никогда раньше я не слышала историю своего появления на свет. Помнится, папа говорил, что я родилась очень худенькой, кожа да кости. А оказывается, это произошло от недоношенности.

– Потом у тебя началась послеродовая желтушка, и мне снова не разрешили кормить тебя. В роддоме ты привыкла к бутылке с соской, и грудь уже потом не брала…

Она снова замолчала, я же, глядя на нее, представляла себе красивую молодую женщину, которая ждет, когда ей принесут на кормление ребенка, а этого не происходит.

– Я не хотела тебя! – вскинула мать голову и посмотрела мне в глаза. – Вова настоял, когда узнал, что я беременна. Не разрешил сделать аборт, пригрозил разводом. И тогда мне пришлось бросить консерваторию и распрощаться с мечтами о большой сцене, – усмехнулась она.

– Ты училась в консерватории? – удивилась я.

Об этом я тоже не знала. И сейчас поняла, что не знала о матери ничего, кроме того, что она рано осиротела.

– Училась и подавала надежды.

– Почему же не продолжила учебу?