У Белого камня из ложбины вынырнула какая-то машина, Она поравнялась с Анной, круто развернулась и подъехала. Из машины вышел Алексей.
— Что у тебя? Комбайн сломался? — спросил он.
— Да нет. Что-то устала.
Алексей опустился рядом с Анной.
— Это правда, что Катя уехала?
— Правда.
— Говорят, тебя снимают с председателей?
— Может быть, но я не знаю.
— А я, Алеша, тоже уезжаю. Перевелась на очное отделение, вызов пришел.
— Может, повременишь немного.
— А чего ждать-то? Все у нас с тобой отгорело вместе с рябиновыми ночами. Теплое слово на язык не идет.
— Не хочу врать, Аннушка, постыло на душе, ничто не радует. И все-таки об одном прошу, не торопись с отъездом…
Примета Маруфа Игнатьевича оказалась верной: через день с утра из-за Онона со стороны Монголии поползли тучи. Налетел сырой ветер, он рвал с прибрежных кустов пожелтевшие листья, поднимал их высоко в небо, затем бросал в Онон, вихрем метался по полям, спутывал хлеба, стлал их к земле, врывался в пади, раскрывал зароды и шумел на озерах камышами. К вечеру небо почернело и пошел холодный дождь.
Комбайнеры уехали в село. На полевом стане остались прикомандированные шоферы да тетушка Долгор (Груню она отпустила). Такая уж поварская должность: будь хоть один человек, кормить его надо. Шоферы поужинали и теперь занимались кто чем: одни в красном уголке смотрели телевизор, заядлые охотники облачились в непромокаемые плащи и ушли на ближайшие озера, рыбаки со спиннингами отправились попытать счастье в устье Урюмки. Только тетушка Долгор не могла найти себе дела. Она привыкла до полуночи топтаться на кухне. А сегодня шоферов накормила рано, походила по дому и вышла на крыльцо посмотреть, не светятся ли где-нибудь огни приближающегося комбайна или не послышится ли где усталый гул запоздалой автомашины.
Но в степи не было ни звука, ни огонька. Комбайны и автомашины стояли в один ряд возле поля. В сером сумраке шуршал дождь. Тетушка Долгор вернулась в домик. «Где сейчас Дашибал со своим табуном? Говорила, чтобы взял теплое белье, не послушал. Да и до каких пор будет мотаться по степи? Надо написать сыновьям и дочерям. Пусть приедут и потолкуют с ним. Может, их послушает».
Тетушка Долгор вспомнила, что Анна привезла отцовскую меховую безрукавку и просила перешить для Петьки. Парень в телогрейке работает, а ночами уже холодно. Тетушка Долгор обрадовалась, что нашлось дело. Зажгла свет. На стол поставила коробочку с нитками, иголками и начала перекраивать безрукавку.
«Говорят, учиться Анна уезжает, — думала тетушка Долгор. — Однако зря ее отпускают. Хлеб хороший вырастила. Люди слушают. В отряде порядок. Не каждый мужик так управится. Что еще надо?»
Анна была дома. Она выкупалась и ходила в легком халате. После стольких дней тяжелой работы дом ей казался особенно уютным, а поэтому она старалась не думать об институте, хотя время уже подходило и нужно было готовиться к отъезду.
— Валков-то много угодило под дождь? — собирая на стол, спросила Елена Николаевна.
— Гектаров пятьдесят. Да я боюсь, как бы дождем хлеб не положило. Потом горя хватим: убирать-то с одной стороны придется.
— Иди, Аннушка, ужинать будем. Я тебе голубицы со сметаной приготовила. Попей чайку с вареньем из смородины.
— Ягод-то нынче много?
— Мы на днях с Евдокией Тихоновной бегали в Сенную падь. Голубицы синё. До обеда по два ведра набрали. Еще бы подсобирали, да медведя напугались. У Глухого ключа живет. Все там истоптал, колодины переворочал. Мы как увидели следы, чуть ведра не побросали.
— Вы уж не ходили бы одни-то.
— Да мы без мужиков-то далеко и не ходим.
— А брусника есть?
— И брусники полно, да рясная. Отца хочу сговорить сходить с нами.
— Он давно был?
— Сегодня в обед забегал домой. Помогает комсомольцам на новом комплексе отары формировать. Потом на оросительную систему переходит. Будет там с Федором Гантимуровым луга поливать.
— А кто же будет начальником комплекса?
— Олега Каторжина назначили. А в комсомольско-молодежный комплекс начальником назначили нового зоотехника, парень тут из института приехал.
Анна попробовала голубицу, варенье.
— Аромат-то какой.
— Поешь. Может, за черемухой вместе сбегаем?
— Когда, мама.
— И то верно.
Елена Николаевна посмотрела на дочь.
— Ты слышала, Петрович-то разошелся с женой.
— Знаю.
— Говорят, вас будут разбирать на партийном собрании.
— Пусть делают, что хотят, — как-то равнодушно ответила Анна.
— Да как же так-то? — тревожилась Елена Николаевна. — Вы-то как думаете дальше жить?
— Ничего я не знаю, мама. Устала я. И жизнь не в радость.
— А Петрович-то что-нибудь говорит?
— Что он скажет? Ходит сам не свой.
— Господи, за что же такое наказание на нашу голову?
Анна в эту ночь долго не могла уснуть. Пусто и холодно было на душе. Об Алексее она думала, как о постороннем человеке. Нет, жизнь устроена как-то не так. Страдать годы, мучиться, и все только для того, чтобы в один ненастный день охладеть к Алексею.