Читаем Рябиновая ночь полностью

— Так указаний не было.

— Вот так. Дядя не подумал. А вас-то для чего звеньевым назначили. Как-то некрасиво получается, Игнат Романович. Звену дали технику, землю, людей, а урожай — ваша забота. Если бы вы подумали о земле, то давно бы ее удобрили. Я вашу хватку знаю.

Игнат кулаком потер усы.

— Оно, конешно, с одной стороны, так, но с другой стороны, все наоборот.

— Вы не темните, Игнат Романович, — рассмеялся Алексей. — Оно хоть и этак, хоть и наоборот, а хлеб выращивать нам придется. Может быть, вы в гостях у нас в колхозе, тогда другой разговор?

— Это я-то в гостях? — вызывающе проговорил Игнат. — Ты, Петрович, напрасно меня обижаешь. Я на этой земле не одну мозоль нажил.

— Тогда что на разговор время терять? Работать надо.

— Ну, паря, растравил ты меня, — сверкнул глазами Игнат. — Да я из этой земли душу вытряхну.

— Вот это по-нашему.

Игнат ушел к трактору. На «летучке» подъехал Арсалан.

— Куда помчался? — спросил Алексей.

— Во второе звено. У Мишки Комогорцева что-то трактор барахлит. А ты что тут Делаешь? Природой любуешься?

Алексей дотронулся рукой до плеча Арсалана.

— Ты посмотри-ка на поле.

Арсалан окинул быстрым взглядом поле.

— Посмотрел. Поле как поле.

— Да ты хорошенько посмотри.

— И что ты сегодня ко мне привязался? — вышел из себя Арсалан. — Я всю жизнь только и делаю, что смотрю на эти поля. Меня уж мутит от них.

— Пыльные вихри видишь? — не обращая внимания на горячность Арсалана, спокойно спросил Алексей.

— Не слепой. Да они мне во сне покоя не дают.

— Арсалан, нельзя нашу землю пахать отвальными плугами, даже пары. Это смерть ее.

— Так не паши, — приподнял плечи Арсалан. — Я тебе осенью для всех звеньев плоскорезы накуплю.

— Спасибо.

— Так что тебе еще надо от меня?

— Пары-то мы будем пахать отвальными плугами. Иначе как перегной заделаешь? Это-то понимаешь?

— Мне твои пары нужны, как журавлю вертолет. Ты агроном, ты и соображай.

— Помнишь, Арсалан, ты мне когда-то обещал сделать такой трактор, который можно будет одной рукой заводить?

— Ну, обещал, — ожидая подвоха, насторожился Арсалан.

— Так вот, не нужен мне трактор. Придумай такую машину, чтобы можно было вносить в землю перегной и не переворачивать пласт.

— А верблюд в белых тапочках тебе не нужен?

— И забудем мы с тобой тогда про пыльные бури, — не обращая внимания на реплику Арсалана, продолжал Алексей. — И кошмары перестанут тебе сниться.

— Да самый большой кошмар — это ты.

— А ты, Арсалан, даже не представляешь, какие урожаи мы сможем тогда выращивать. Вот поле. Верхний слой стерней связан. И мы под этим пластом начиняем землю удобрениями. Потом высеваем зерно. И пусть с неба хоть камни падают: питательные вещества в земле есть, влага есть. И мы только вспоминать будем про засуху.

— А ты дело говоришь, — заинтересовался Арсалан. — Допустим, идет под пластом плоскорез, а под него по трубам поступают удобрения.

— Я всем говорил, что у тебя светлая голова, Арсалан.

— Не годится. Перегной не зерно, не покатится. Его чем-то подавать надо под плоскорез. Но подумать можно.

— Надо подумать, Арсалан.

— Все, уговорил. Куда сейчас едешь?

— Надо Алханайские пади осмотреть и решить, какие на сенокос оставить, какие на выпас пустить.

Возвращался домой Алексей поздно вечером. А от Алханая до села Озерного путь немалый. Ветер унялся, под темным небом отдыхала степь. Время от времени на свет фар выбегали тушканчики, похожие на крошечных кенгуру и неровными прыжками убегали от машины. Иногда в стороне от дороги зеленоватыми огнями загорались глаза лис и тотчас гасли.

В ночной степи было одиноко. Монотонный гул мотора рождал грустные думы. Скоро дом — и там одиночество. Неладно жили Алексей с Катей: она сама по себе, он сам по себе. Не было того невидимого мостика, который связывал бы их. А может, этого мостика и нет, люди придумали его? Попробуй разберись теперь.

Слева замигали огни полевого стана отряда. И Алексей потянулся к этим огням. Ему просто захотелось взглянуть на Анну. Но он поборол в себе это желание. «Дурак же ты, Алешка, — ругал он себя. — Приедешь. А дальше что? На кой шут ты морочишь голову и ей и себе? Любишь. Экая невидаль. Хватился дед, когда уж и мочи нет. Твой поезд давно ушел. А Анна? Что Анна? Она без тебя как-нибудь расхомутается. Ты ей плохой помощник. Так что не валяй дурака. Тебе хочется птичку съесть и на ветку сесть. Чтобы дома миру быть и Анну любить. Такого не бывает».

Алексей представил Анну с другим мужчиной… Он знал, что рано или поздно это произойдет. И ревность сжала сердце.

Свет фар выхватил из темноты мотоцикл, возле которого копошился человек. Алексей подъехал вплотную и вылез из машины. Возле мотоцикла стояла Анна.

— А ты что тут делаешь? — удивился и обрадовался Алексей.

— К отцу на стоянку ездила. Он уже третью неделю глаз дома не показывает. Мать беспокоится. Да вот бензин кончился.

— Это дело поправимое. У меня есть в запасе канистра. В машине ведро и масло достань.

Заправили мотоцикл. У Алексея нашлась и вода — руки вымыть.

— Как у тебя дела? — спросил Алексей.

— Через два дня закончим сеять пшеницу.

— Землю сильно сушит?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза