Читаем Рябиновая ночь полностью

В коридоре послышались энергичные шаги. Дверь широко распахнулась, и в кабинет шумно вошла Нина Васильевна. Голубоватый плащ на ней был расстегнут, под ним виднелся шерстяной свитер. Из-под шляпы с крутыми полями выбивались пряди волос с редкой проседью.

Нина Васильевна остановилась у стола, в упор посмотрела на Алексея:

— Ты мне скажи: кто у нас председатель?

Алексей выдержал ее взгляд и с напускным простодушием спросил:

— Что-нибудь случилось, Нина Васильевна?

— Вы посмотрите, люди добрые, — хлопнула себя по бедрам Нина Васильевна, — он же меня спрашивает. Кто тебе разрешил отменять мое распоряжение?

Алексей тянул время, чтобы Нина Васильевна немного остыла.

— Овцеводство надо переводить на ранний окот. Это не дело, когда две таких кампании, как сев и окот, сходятся вместе. Да и январско-февральские ягнята к осени уже вырастут, силу наберут. Им и холода не страшны будут.

— А мы без тебя этого не знали, Алексей Петрович, — съязвила Нина Васильевна.

Алексей сжал зубы. На смуглых щеках его катнулись желваки. Но он сдержал себя. И совершенно спокойно проговорил:

— Нина Васильевна, давайте вместо тракторов снимем одну машину с подвозки семян.

— Здравствуйте. Он только вчера шумел, что мало машин на подвозке семян, агрегаты простаивают, а сегодня другую песню запел. И что ты трясешься над этим отрядом?

— Потому что еще завтра жить думаю.

— А когда несколько тысяч овец без кормов стоят, тебя это не касается, об этом пусть Дорохова думает.

— И все-таки я бы на вашем месте не тронул отряд Гантимурова. Нельзя этого делать.

— У него четыре трактора осталось, хватит. Остальные я отдала зоотехнику. А тебя прошу в другой раз не забываться.

— Я постараюсь, но…

— Без всяких но…


Анна отдохнула и поехала в бухгалтерию. Из правления колхоза она завернула в магазин. Под большим секретом, через Дариму, она узнала, какого размера рубашки носит Алексей. Немного волнуясь, вошла в сельмаг.

— Давно ты у нас не была, Аннушка, — встретила ее продавец.

— Все нужды не было. Я у вас рубашки кремовые видела.

— На твое счастье осталась одна.

— А какой размер?

— Большая, пятьдесят второй.

— Мне такую и надо.

Продавщица с любопытством глянула на Анну.

— Отцу-то она великовата будет.

— Это Ивану Ивановичу, — соврала Анна. — У него скоро день рождения.

— Ему-то подойдет. Я гляжу, дела-то налаживаются?

— А что нам делить-то.

— Оно и верно. Хоть и худенький мужичонка в доме, а баба уже барыня.

«Подарю я ее Алеше после сева и попрошу надеть на праздник, — думала Анна. — И об этом будем знать только мы двое». И ей было радостно от этой маленькой тайны. Не спеша она ехала по дороге. Впереди, напротив детсада, увидела девочку с большими голубыми бантами. Девочка присела, сорвала цветок, зажала его в руке и побежала к кусту, возле которого села бабочка. Подкралась к ней, накрыла ладонью, но бабочка успела упорхнуть. Девочка проводила ее взглядом, увидела возле ног пучок травы, который выбился из-под корня, склонилась над ним.

И тут Анна обратила внимание на черного пса, что мчался от угла дома, гремя цепью. «С цепи сорвался», — мелькнуло у нее в голове. Анна спрыгнула с мотоцикла и подхватила девочку на руки. И в тот же миг она почувствовала сильный толчок в спину, сухо треснула куртка. Падая, Анна выставила свободную руку. Коснувшись земли, она ощутила под рукой какой-то холодный предмет, это был камень. Почти не сознавая, Анна зажала камень и махнула рукой наугад. Взвизгнув, собака отскочила, громыхнув цепью, скрылась в проулке. От детсада уже бежали люди.

Анна отпустила девочку, поднялась.

— Тетя, а у вас куртка на спине порвана. — У девочки не то от испуга, не то от удивления глаза округлились.

— Это ничего. А тебя как звать?

— Ира.

— Ты чья будешь?

— Мама говорит, я папина дочка.

— А кто твой папа?

— Папа? Он агроном.

Анна внимательно посмотрела на Иринку. «Верно, на Алешу похожа, — отметила про себя. — Разрез глаз такой же. И подбородок».

Запыхавшись, подбежала Катя, прижала к себе Иринку.

— Вот горюшко-то мое. Клумбу в ограде вместе делали. И когда успела убежать. Спасибо вам.

— Не стоит.

Анна подняла мотоцикл, который лежал в кювете.

— Спину-то не поранила? — спросила с сочувствием Катя.

— Кажется, нет.

Анна расстегнула куртку. К ногам скользнула рубашка. Надо же было такому случиться. Вот тебе и тайна. Анна поспешно подняла ее и с нескрываемой враждебностью посмотрела на Катю. Но Катя не заметила этого взгляда.

— Всю спину распластал. Вот зверь. Как же вы поедете? Пойдемте, у меня на работе свитер есть.

— Спасибо, — холодно ответила Анна. — Мне тут рядом, доберусь.

Приехала домой, прошла в комнату и устало опустилась на стул. Положила на колени рубашку, провела по ней рукой:

— Какая же я невезучая.


«Сон в руку», — думала Катя. Она все еще не могла прийти в себя. В коридоре ее встретила Ефросинья, закутанная в темный монашеский платок.

— Анна-то неспроста возле детсада крутится, — щупая колючими глазами Катю, смиренно проговорила Ефросинья. — В матери к Иринке метит.

— Да что вы говорите-то, — подосадовала Катя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза