Уминая пирог, Олег размышлял над всем, что успел увидеть в Рябиновке. Его не оставляла мысль: почему, при таком навязчивом упоминании бога, местные являются типичными язычниками? И баба Оксана, и Варин брат, и дед, что монотонно жалуется на безработицу. Птицефабрику, дескать, продали масложировому комбинату, рабочих мест мало, зарплата мизерная.
Варя расспрашивала соседку: болела ли тетя?
— А кто не болеет? Болела, сердечная, а нынче на облачке с Христом…
Олег не заметил, как тетю Оксану сменил Коля. Он все подливал сестре коньяк и шептал на ухо, а она мрачно слушала и кивала…
В пять Варя удалилась в дом. Через десять минут Олег забеспокоился, извинился и пошел следом. Тенистые коридоры. Веющие сквозняком закоулки. И Варя спит в кровати своей тетушки.
— Притомилась с дороги? — Коля подкрался беззвучно, и Олег едва не ойкнул. В голосе Вариного брата ему мерещится сарказм. Словно он был единственный в Рябиновке, кто не понимал смысла очень смешной шутки.
— С коньяком перебрала. — Олег старался придать голосу обвинительные интонации. Он видел, как активно Коля потчевал сестру коричневым пойлом.
Обычно на вечеринках Варя ограничивалась парой коктейлей. А выпив больше нормы, что случилось всего дважды за год отношений, не засыпала, а бежала к унитазу.
Мысль о снотворном придет позже.
— Пусть отдыхает. — Коля поманил на улицу. Внимание Олега привлек утыканный свечами подоконник.
— Это не спасет, — тихо промолвил Варин брат.
От ударов грома вибрировал настил.
— Ты бросила меня с этой… — «с этой деревенщиной», едва не сказал он. — С этими людьми.
— Не понимаю, что случилось, — потупилась Варя.
— Ладно. — Он замер на пороге горницы, прислушался.
— Что было потом?
— Мы ели. Все начали расходиться в шесть. И я хотел разбудить тебя и слинять.
— Почему не разбудил?
— Разбудил. Почти. Ты сказала, что готова уезжать. Помнишь?
Варя помотала головой. Из-за освещения ее лицо было желтым, как у лежащей в гробу Маланьи.
— Я собирался подогнать автомобиль. Но там был твой брат…
В памяти зазвучал вкрадчивый голос:
«Ночевали бы».
Соседи уже рассосались, в вытянутом дворе остался только Коля. Но Олегу отчего-то казалось, что свидетелей здесь гораздо больше, что из-за деревьев или с самих деревьев за ним наблюдают…
— Я уже говорил. — Уставший после суетливого дня, он не маскировал раздражение.
Сумерки сгущались, а с ними пришел гром. Все, как пророчила Варя.
— Хорошая она девочка, — сказал Коля, кивая на окна дома, вспыхивающие в такт с небосводом. — Повезло тебе.
Если бы не узкий разрез глаз и колючий взгляд, брат был бы точной копией Вари. Даром, что они двоюродные. Подбородок, скулы, нос…
— Я знаю.
— А про другого ее жениха знаете? — В зрачках Коли затанцевали глумливые искры.
— Другого?
— Горобыный ее себе забирает, вот как. — Широкая улыбка обнажила тесный строй зубов, и Олегу стало не по себе. — Думаешь, сегодня поминки были? — Коля ухмыльнулся весело. — А это свадьба, друг. Варюшку мою с Горобыным повенчали.
— Вы пьяны, — процедил брезгливо Олег. Он утешал себя тем, что вскоре покинет Рябиновку навсегда.
И ошибся.
«Они сломали автомобиль. Стукнули меня по затылку. Сволокли в дом». Злость закипала.
Коридор озаряло желтоватое мерцание. Свечи горели в боковых комнатах.
— Прости, но я намереваюсь расшибить твоему кузену башку.
— Лучше давай просто уедем.
«Интересно, на чем?»
Он еще не сказал ей про автомобиль. Про шевелящиеся тушки под капотом.
«Как это возможно?»
Ответом был гром.
…«На следующем перекрестке сверните направо», — ориентировал голос навигатора.
— Там, за очистительной станцией, — привстала с сиденья Варя.
Держалась она стойко. Солнце развеяло сумеречные мысли, безоблачное небо раскинулось над равнинами и урочищами. И не было ничего, кроме желтых полей и голубых небес — государственный флаг, с морщинкой серой трассы на полотнище.
Вовсю работал кондиционер; снаружи уже воцарился жаркий июльский день, и кругозор был подернут маревом.
Олег, почти коренной москвич, не уставал нахваливать пейзажи.
Автомобиль съехал с шоссе, поплыл по вертлявому притоку асфальтовой реки. О лобовое стекло расшибались бабочки. Ивы мели пыль густыми космами. Вдоль дороги созревали подсолнухи.
Олег вспомнил собственную юность, каникулы, уютную деревушку под Курском. Бабка пекла блины, дед учил управлять мотоциклом. И никаких чертей…
Рябиновка — от названия становилось сладко во рту, словно пригубил домашнюю настойку.
«Тойота» поравнялась с окраинными избами, глинобитными, крытыми красной черепицей. Покатила по главной улице. Почтамт, сельпо, футбольное поле, тумба-постамент, раскрашенная этническим орнаментом.
— Ленина снесли, — сказала Варя, — больше ничего не поменялось.
Деревня оказалась крупнее, чем Олег предполагал. И безлюднее. Мелькнул мальчуган за штакетником. Пастушка повела на луга коров.
— Все в города бегут, — сказала Варя, хмурясь.
Машина пересекла надежный деревянный мост. На берегу быстрой речушки обосновались рыбаки.