Рябиновый дождь

Рядом с такой не чай курить — корень женьшеня сосать надо. Три раза в день. И зверобоем запивать. Интересно, что сказал бы Йонас, посмотрев на такую пару? Стал бы проповедовать или позволил бы помыкать собой, как этот убогий, которого она называет отцом, а он пресмыкается, будто последняя шестерка? Разозлившись, еще сильнее надавил на акселератор. Стрелка спидометра прыгнула к другому краю освещенной шкалы. Шины шелестели, свистели, словно обдираемые на точильном круге, а режущий уши звук то оставался где-то за спиной, то догонял, когда Саулюс нажимал на тормоз.

Проезжая через хорошо знакомый городок, Саулюс надавил на сигнал и не отпускал до тех пор, пока не пролетели мимо последние дома.

«Еще остановят, — подумал, — с такой скоростью еду. — Поэтому хотел заранее обмануть инспектора и чуть не слетел с насыпи на неожиданно вынырнувшем из темноты повороте. — Теперь ясно, почему этот артист усмехался, когда я собирался уезжать с Моцкусом», — он снова вспомнил красавчика Игнаса.

«Все охотишься? — спросил тот. — Ну что ж, стреляй, стреляй, но не думай, что утки только на болоте живут…»

«Видишь, какой подлец! Издевается, помнит, гад, как я Грасе у него из-под носа увел».

Дорога вновь шла ровная и скучная. Исходящее от мотора тепло повисло на ресницах и склонило голову. От жары еще сильнее распухла стопа, и так уже не умещающаяся в туфле. Покалывало мускулы. Саулюс опустил окно. В освещенной полосе метались какие-то осенние жучки и разбивались о лобовое стекло. Встречные машины прижимались к обочине, издали уступая дорогу несущемуся на бешеной скорости Саулюсу, а он все еще нажимал на педаль.

«Артист, чтоб ему сдохнуть! — Подозрения не давали ему покоя. — Но как он ошибся, сопляк, если замыслил что-то недоброе. Я с такими цацкаться не стану, как Йонас. Мне пока что не нужны ни приличная нянька, ни плохой министр. И без трофейного ружья как-нибудь проживу, лишь бы мотор не перегрелся…» Перед его глазами вперемежку с пролетающими мимо хуторами и городками мелькали сцены, о которых совсем недавно рассказывал Йонас, — одна страшнее другой. Представлял жену с другим, как он бьет их обоих кулаками, ногами, как этих лягушек, монтировкой, удобной железкой…

Когда Саулюс подъезжал к Вильнюсу, на хвост ему сел милиционер.

Этого только не хватало, — он даже не подумал снизить скорость, еще сильнее нажал на педаль и оставил развалюху инспектора далеко позади. Потом выключил фары, резко свернул в слабо освещенный переулок и долго кружил по лабиринту Старого города, пока, наконец, не выскочил на проспект и уже на нормальной скорости подъехал к дому.

Света не было ни в одном окне. Выбрав в багажнике ключ поувесистей, Саулюс сунул его за пазуху, огляделся и, увидев приоткрытую дверь балкона, злорадно усмехнулся.

Осторожно доковылял до входа, открыл парадную дверь и, придерживаясь за нее, поднялся на выступающий карниз. Потом схватился за козырек крыльца и, забросив ногу, кое-как закатился на него. Немного отдышавшись, прыгнул к балкону и чуть не сорвался. Но в последнее мгновение, больно ободрав кисть, схватился руками за перила и повис мешком. Собравшись с силами, подтянулся, вскарабкался на балкон и долго облизывал ободранные руки. Когда боль немного поутихла, он бесшумно прокрался в комнату и огляделся. Все было как и прежде.

Саулюс подошел к развороченной кровати, сдернул одеяло и застыл, ничего не понимая. Жены не было. Он бросился на кухню, в ванную, побежал в другую комнату, заглянул в шкаф, под кровать — дома не было ни одной живой души. Все еще не веря своим глазам, он включил свет. На столе лежала поспешно нацарапанная записка:

«Саулюкас, заболела Яне. Я в ночной смене. Все в холодильнике. Делай что хочешь, только не бросай работу. Где ты найдешь лучше со своим средним образованием? Ведь квартиру дали!!! Целую. Грасе».

Какая еще Яне?.. Слонялся по комнатам, осматривая каждый угол. Наконец взял с кресла брюки, пиджак, переоделся и только тогда понял, насколько все глупо.

Разозлившись на себя, разорвал записку на клочки, пнул стоявшие на пути туфли, но ничего изменить не мог, только смеялся нехорошим смехом перенервничавшего, подвыпившего человека и хлопал себя ладонями по ляжкам. Смеялся, сунув голову под кран, хихикал, вытираясь полотенцем. Потом стянул через голову рубашку и испуганно вздрогнул, когда из нагрудного кармана посыпалась мелочь. Ползал на четвереньках, водил ладонями по холодному, гладкому от лака полу, собирал рассыпанные медяки и все смеялся. Наконец сел на кровать и стал бить кулаком по сложенным друг на дружку подушкам.