Рябиновый мед. Августина

— Она была — огонь. Однажды мы с Машей пришли к ней в гости, ее дома не оказалось — ушла с мамой и братьями в поле. Мы знали, где это, пошли. Смотрим — по краю поля мальчик скачет. Да так лихо, покрикивает и пятками коня по бокам лупцует. Решили, что это Кирьян развлекается, Сонин младший братишка. Стали звать: «Кирька, где Соня?» Конь развернулся — и в нашу сторону галопом. Пыль до небес!

Подъехал всадник, смотрим, а это никакой не Кирьян, а Соня! Нарядилась в братнину одежду и скачет. Она всегда наравне с братьями, бывало, и по деревьям, и вплавь, и верхом…

— А отец?

— Володя был красавец военный. Выправка, манеры, благородство. Маша бы тебе лучше о нем рассказала. Замечательный был человек.

— Офицер царской армии, — задумчиво произнесла Варя, расчесывая свою тяжелую косу.

— Так ведь другой-то армии не было тогда, — улыбнулась Августина. — Отечество защищал с честью, ордена имел. Трусом Владимир не был никогда, ты можешь гордиться своим отцом.

Варя ничего не ответила. Разговор этот происходил возле помывочной, на развилке двух тропинок — между флигелем и замком, в ясный весенний вечер.

В один из таких вечеров, на стыке света и сумерек, когда Ася возвращалась к себе, у флигеля столкнулась с Капитаном Флинтом. Он медленно шел от оврага по тропинке и делал вид, что не заметил ее. Когда она приблизилась вплотную и на тропинке не осталось места — должен был кто-то уступить другому дорогу, он сказал:

— Не желаете, Августина Тихоновна, соловьев послушать?

Она взглянула на него удивленно. Он глаз не отвел, и она увидела, что он несколько напряжен.

Она пожала плечами:

— Я их из своего окна каждую ночь слушаю. Думаю, что и вам, Павел Юрьевич, тоже слышно.

Он постоял, помялся, не торопясь уступить ей дорогу, и не слишком решительно возразил:

— Соловьев приятней слушать вдвоем.

Она заметила, что чувствует он себя не в своей тарелке и, похоже, злится сам на себя за то, что завел с ней этот разговор,

— Думаю, вы обратились не по адресу, — ответила Августина и так взглянула на него, что он молча отошел в сторону. Она торопливо двинулась к флигелю.

Наступила весна тридцать шестого. Здесь, в Буженинове, эта весна казалась такой же, как десятки других весен — наполненных запахами вспаханной влажной земли и сосновых молодых иголок, птичьим разноголосым гомоном, суетой строящихся гнёзд. Лишь стрекотание трактора на колхозном поле напоминало о том, что теперь вокруг сплошная коллективизация, а не просто смена времен года.

Старшеклассники готовились к выпускным экзаменам.

А накануне Первомая в детдом прибыло пополнение. Грузовик привез партию детей — чистеньких, хорошо одетых и хмурых. По их лицам Августина сразу определила — столичные. Встречать новоприбывших высыпали детдомовцы. Стояли и наблюдали, как новички не без помощи физкультурника выбираются из грузовика, как озираются, натыкаясь на любопытные и порой недоброжелательные лица детдомовцев. Новые дети тесной кучкой сплотились вокруг высокого худого мальчика с умным лицом и вдумчивыми глазами, мальчик держал в руках небольшой чемодан. В руках остальных детей были саквояжи или просто узелки.

К Августине подошел директор и попросил помочь разобраться с документами вновь прибывших. Пока Августина принимала у сопровождающего документы, во дворе замка произошел небольшой инцидент. Едва новенькие двинулись вслед за физкультурником, кто-то из парней подставил высокому мальчику подножку, тот растянулся во весь рост, чемодан стукнулся о каменный парапет, раскрылся и высыпал на лужайку все свое содержимое. Окружающим явилось «богатство» мальчика — пара аккуратно сложенных рубашек, несколько книг и фотография в рамочке. Фотографию сразу же поднял оказавшийся поблизости Чернушка, что-то сказал, и парни рядом заржали.

Когда Августина обернулась на шум, то увидела схватившихся в драке мальчишек — новенький с Чернушкой катались по траве, щедро лупцуя друг друга кулаками. Пока взрослые разнимали дерущихся, девочки собрали рассыпавшиеся вещи, сложили в чемодан. Высокий новенький мальчик, взъерошенный, с оторванной пуговицей на форменном школьном пиджаке, стоял и отряхивал пыль с брюк. Варя Коммунарова подошла и отдала ему фотографию.

— Это твои родители?

Мальчик взял снимок, уложил его в чемодан.

— Тебе-то какое дело? — хмуро бросил он Варе.

— Ты не думай, у нас не все такие придурки, как Чернов, — не обиделась девушка. — У нас и комсомольцы есть.

Мальчик как-то странно взглянул на нее, усмехнулся и пошел догонять своих.

Августина не любила канцелярию — та размещалась в подвале замка, и даже летом в ней было сыро и прохладно. А сейчас, весной, так и вовсе озноб пробирает, пока сидишь среди высоких стеллажей с одинаковыми серыми папками личных дел.

Напротив нее за широким столом, забранным зеленым сукном, сидел директор и просматривал дела вновь прибывших.

Просмотрев очередную папку, он крякал, что-то мычал себе под нос, качал головой.