Рябиновый мед. Августина

Ася почувствовала, как кровь отливает от лица.

— Согласишься?

Антип Юдаев был вдовец — его жена умерла во время последней холеры. Сам Антип — невысокий крепкий дядька, в глазах гимназисток — старик. На ярмарке и в городском парке Юдаев любил кружиться возле молоденьких барышень, нашептывать им сальности. Это все знали. Однажды, на Пасху, он подошел к Асе и Эмили, когда они выходили из церкви. Неожиданно растопырил руки, будто собирался сгрести их в охапку, и, расплывшись в улыбке, предложил:

— Похристосуемся, девушки?

Эмили с Асей переглянулись — пьяный, что ли? И Ася сухо ответила:

— По-моему, мы с вами не родня.

— Не родня, так породнимся, — с непонятной ухмылкой ответил Юдаев и достал из кармана два крашеных яичка. Протянул одно Эмили, другое Асе.

Девушки засмеялись и убежали прочь и через минуту уже думать забыли об этом странном дядьке, что заглядывается на молоденьких.

А теперь вот пришлось вспомнить.

Ася молчала, потрясенная. Неужели это может быть правдой?

— Я бы нипочем не согласилась! — горячо проговорила Эмили, сверкая глазами.

С тяжелым сердцем выдержала Ася выпускные торжества. На общей фотографии она и осталась такой — печальной и отрешенной.

— Пойдемте на берег! — шумела Сонечка. — Зоя Александровна, пойдемте с нами!

Выпускницы окружили классную даму, двинулись по аллее к берегу, там расселись на траве. Внизу несла свои воды река, вверху по голубому полотну неба ползли стада облаков.

— Поговорите с нами, Зоя Александровна! — просила Сонечка. Она была сегодня особенно оживленной. Радость так и била из нее, улыбка не сходила с лица.

— О чем же поговорить с вами, девочки? Наверное, мы уже обо всем переговорили за эти годы.

— О любви! — предложил кто-то.

— О любви? Учительница задумалась.

— Что же о ней скажешь? Она у каждого своя.

— А есть она, любовь? — вдруг спросила Ася, до сих пор молчавшая.

Зоя Александровна взглянула на нее.

— Ну, я думаю, этой болезнью должен переболеть каждый человек хоть однажды.

— Болезнь?

Сонечка удивленно, если не сказать обиженно, уставилась на учительницу.

— Если это болезнь, тогда почему… тогда зачем о ней столько разговоров, столько шума?

— И стихи, и песни, и книги? — подхватили девочки.

— Потому что это самая неизученная болезнь, — улыбнулась учительница. — И если бы от нее придумали лекарство, то жизнь стала бы… пресной.

— Вот как? — не унималась Сонечка. — Выходит, переболел — и все? И уже не заболеешь?

— Может, и не заболеешь, а может, будешь болеть всю жизнь, — совершенно серьезно продолжала учительница.

— Но ведь можно… и не заболеть? — спросила Маша. — Если вот не влюбляешься?

— Это просто ты пока еще не выросла! — оборвала ее Соня. — Так не бывает.

— Нет, бывает! — не сдавалась Маша. — Ведь бывает, Зоя Александровна? Можно же и не влюбляться, можно вообще замуж не выходить, а посвятить себя… какому-нибудь делу. Вот как вы, Зоя Александровна?

— Не бывает, — поднимаясь с травы, возразила учительница. — И вы, Мари, обязательно заболеете любовью. И вспомните меня. И я от души желаю вам всем любви. На всю жизнь.

— Спойте, Зоя Александровна! — попросила Ася.

— Лучше ты, Асенька, — возразила учительница. — Ты прекрасно себе аккомпанируешь на гитаре.

— Нет, спойте нам напоследок, — возразила Ася. — Пусть это будет как благословение.

Девочки передали семиструнную гитару с бантом, на которой многие из класса к выпуску научились неплохо играть, подражая любимой учительнице.

Я все еще его, безумная, люблю…
При имени его душа моя трепещет,
Тоска по-прежнему сжигает грудь мою,
И взор горячею слезою блещет…

Учительница пела романс на стихи Юлии Жадовской, известной поэтессы, родившейся недалеко от Любима и поэтому своей. Жадовская родилась без одной руки. Она росла без матери, к тому же отец, богатый помещик, не позволил ей соединить свою судьбу с человеком ниже по сословию. Все девушки знали о полной драматизма судьбе поэтессы, но теперь всем казалось, что учительница поет о своем, и когда она умолкла, все некоторое время молчали, грезя о той страстной и единственной любви, которая бывает раз в жизни и оставляет столь глубокий след.

Когда учительница ушла, спор разгорелся с новой силой.

— Значит, у Зои Александровны был роман! — заключила Сонечка, и все согласились. Это открытие еще больше разагрело интерес к волнующей теме. Ася поднялась и пошла вдоль берега. Ее догнала Маша Вознесенская, подруги побрели вместе, обнявшись, как прежде бродили по коридорам гимназии.

— Идем к нам, — пригласила Маша. — Мама звала тебя. У нас сегодня пироги.

— По случаю твоего выпуска?

— По случаю нашего выпуска, — поправила подруга. — Ты же знаешь, что у нас ты не чужая.