Рядом с Фрунзе

Штаб располагался в большом особняке, окруженном высоким каменным забором. Раньше это был дом какого-то буржуя. У Агоштона и Шаркёзи проверили документы, и они вошли в дом. Широкая мраморная лестница вела на второй этаж, где находился кабинет товарища Сиротинского.

— А у русских господ губа не дура, как и у наших, — проговорил Шаркёзи, когда они поднимались по лестнице. — Три — четыре человека владели таким особняком, а бедняки ютились в жалких лачугах.

Проходя по коридору, венгры увидели часового, который, ритмично стуча сапогами по богатому паркету, расхаживал взад и вперед.

— А часовой-то, пожалуй, впервые стоит в таком месте. Небось, приятно ему тут расхаживать, — сказал Агоштон.

— А ты, наверное, охотно поменялся бы с ним. Куда лучше здесь стоять, чем грязь месить.

Шаркёзи и Агоштон разговаривали по-венгерски, и часо-вой ни слова не понял из их разговора. Затем они обратились к часовому по-русски, сказали, к кому они хотят пройти.

— Товарищи, вам придется немного подождать, — ответил часовой.

Венгры решили получше осмотреть особняк. Он был огромный, комнат на шестьдесят. Какое

богатство! Сколько людей могли бы счастливо жить в таком доме!

— Чей это особняк?—спросил Агоштон у часового.

Часовой охотно ответил, что владельцем особняка был очень богатый помещик и что он сбежал к белым.

— Удрал, испугался, значит, — улыбаясь сказал Шаркёзи.

Из кабинета адъютанта вышел коренастый военный. Часовой щелкнул каблуками. Военный отдал честь и удалился твердой походкой.

Часовой доложил о приходе Шаркёзи и Агоштона, затем махнул им — можно войти.

Они вошли. Прямо перед ними у стола стоял мужчина с высоким лбом, лет тридцати, в зеленой гимнастерке и сапогах. Знаков отличия на нем не было. Вошедших несколько удивила необычная простота командира. Однако времени для раздумья не было. Адъютант Фрунзе шагнул им навстречу и протянул руку.

Венгры щелкнули каблуками, пожали ему руку, после чего Шаркези по-русски, с альфёльд-ским выговором, доложил по всем правилам, как полагалось в Красной Армии:

— Докладывает командир интернационального пулеметного взвода Мартон Шаркёзи. Взвод в составе двадцати восьми человек по вашему приказанию прибыл. Жду дальнейших указаний.

— Садитесь, — сказал Сиротинский. — Командованию штаба группы и лично товарищу Фрунзе известно о героизме бойцов вашего взвода, проявленном в боях в последние месяцы. Мы уверены в ваших военных способно-

стях, храбрости, преданности делу рабочих Н крестьян. Именно поэтому товарищ Фрунзе решил доверить вам с сегодняшнего дня охрану штаба фронта. Мы ждем от вас, и наше общее дело требует этого, чтобы каждый боец взвода и впредь сражался так же храбро и героически, как до сих пор.

— Обещаем вам со всей ответственностью, что оказанное нам доверие оправдаем и никогда не подведем, — отвечал Мартон Шаркёзи.

Сиротинский изложил венграм, что входит в обязанности охраны. Он рассказал, что главное командование решило на днях создать в интересах дела подвижную группу штаба, которая будет размещаться в специальном поезде. Этим поездом товарищ Фрунзе будет выезжать на самые важные участки фронта. Охрана подчиняется товарищу Фрунзе, ему, Сиротинскому, и командиру спецпоезда.

— Командиром охраны назначается Мартон Шаркёзи, заместителем — Игнац Агоштон.

Адъютант Фрунзе добавил, что отряд охраны пополнится в ближайшее время до 72 человек, главным образом венгерскими интернационалистами.

Наконец он сообщил, что поезд еще не сформирован и что в течение четырех дней они могут отдыхать.

Получив все указания, Шаркёзи и Агоштон распрощались с адъютантом товарища Фрунзе и вернулись в школу на Заводской улице.

Бойцы с энтузиазмом встретили сообщение, что им доверяется охрана Фрунзе и что они получили четырехдневный отдых.

На другой день была теплая, ясная погода. Солнце щедро посылало свои лучи на землю.

Интернационалисты, столь неожиданно получившие возможность отдохнуть, сначала не знали, как использовать свободное время.

Раздумывали недолго. Решили обойти весь город. Ни тебе наряда, ни приказов, ни фронта. У всех было прекрасное настроение.

Весь взвод пришел в движение, все начали прихорашиваться, особенно старались холостяки (их было большинство). Побрились, помылись. Посвежевшие и помолодевшие вышли на улицу. Шаркёзи, Агоштон, Бартфаи, Ончук, Декани и Бако вышли из школы вместе.

Весь день бойцы провели в городе. Смешавшись с уличной толпой, они заглядывались на красивых русских девушек. Обошли почти все улицы города, от центральной до маленьких, глухих переулков. Даже им, простым труженикам из Венгрии, стало грустно при виде убогих, грязных домишек. Однако и хороших домов было немало. Попадались и роскошные особняки, в которых когда-то жили богатые купцы и помещики. Бойцы разглядывали жителей города. Тут были и рослые русские со светлыми волосами, и черноволосые татары, и киргизы с раскосыми глазами. Некоторые из них заговаривали с венграми, о чем-то спрашивали. Венгры отвечали вежливо и смущенно.