"Я хочу обсудить вопрос, который вообще не следует опубликовывать официально, но который мы должны поставить сами, чтобы уберечь себя. В «Валленштейне» Шиллера есть знаменитая фраза: "Существуют только господа и рабы".
Господин — это, конечно, немец, раб — все остальные. Так комментировал Шиллера «философ» национал-социализма. Страшно. Но рейхслейтер Розенберг зря глумился над памятью поэта. Автору "Памятки немецкого рабовладельца" не удастся сделать автора «Валленштейна» соучастником своих преступлений. Шиллер здесь ни при чем. Международный Военный Трибунал рассматривает линию поведения имперского правительства по отношению к иностранным рабочим. Эта линия ярко определена в циркулярном творчестве Гитлера, Геринга, Розенберга, Кейтеля и Заукеля. Советское обвинение предъявило суду целую папку таких документов. Здесь не только циркуляры, здесь приказы, распоряжения, памятки, уголовные предписания, правила внутреннего распорядка. Читаешь эти документы, и перед тобой встает не Германия, а огромный невольничий рынок.
Рабы. Какое далекое и мрачное слово! Наш молодой читатель знаком с ним лишь по книге "Хижина дяди Тома". Папка с циркулярами Розенберга и Заукеля страшнее книги Бичер-Стоу. Папка рассказывает нам не о произволе, царящем в доме какого-то садиста-плантатора. Циркуляры страшны тем, что они восстановили невольничество в Европе двадцатого века и сделали садизм и произвол образцом фашистской добродетели.
Гитлеровцы свозили из оккупированных государств в рейх миллионы рабочих. В своих секретных указаниях они говорили прямо: только дешевый рабский труд может принести Германии как военное, так и экономическое могущество. Добыча рабочих была поставлена в Германии на общегосударственные рельсы. Именно для этой цели Гитлер создал специальное ведомство во главе с Заукелем. Капитаны пиратских парусников, охотившиеся двести лет назад за африканскими неграми, выглядят рядом с главой этого гитлеровского ведомства жалкими кустарями. В роли охотников за невольниками у Заукеля выступали не беглые каторжники, а генералы и фельдмаршалы германской армии. Именно за подписью Кейтеля германский генеральный штаб издал двадцать пятого апреля 1942 года приказ "Всем командующим армиями на Востоке", который обязывал генералов помочь Заукелю "в ускорении темпов мобилизации русской рабочей силы и ее отправке в империю". В средствах не стесняться, говорил Кейтель в своем приказе и советовал использовать для этого военные силы (полевые и местные комендатуры).
Защитники Кейтеля на Нюрнбергском процессе пытаются уверить суд, что германский генеральный штаб занимался только стратегическими вопросами войны и отвечать за преступления нацистов не может. Если бы мир не знал других злодеяний германского генерального штаба, то только за один приказ от 25 апреля 1942 года имя Кейтеля должно быть предано проклятию. Это по приказу Кейтеля вооруженные отряды немцев врывались по ночам в крестьянские избы на Смоленщине, под Киевом и Минском для того, чтобы разлучить старую мать с ее дочкой или сыном. Если мать с плачем бросалась к дочери, ее отгоняли штыками, если, обезумев от горя, она ложилась в дверях, чтобы телом преградить путь в неволю своей девочке, в нее стреляли из автомата. Военные комендатуры имели специальные команды, которые так и назывались «охотничьими». Свои кровавые экспедиции негодяи именовали "поездкой за зайцами". При одном приближении «охотничьих» команд люди в страхе разбегались из деревни. Но скрыться было трудно. На беглецов устраивали облавы с собаками, их дома сжигались, родители расстреливались.
В Енакиево я видел пятнадцатилетнего паренька. Этот мальчик полтора года прожил в погребе. Полтора года он не видел солнечного света. Только иногда по ночам мать разгребала в сарае солому, чтобы открыть крышку погреба и побыть хоть час с сыном. В эти счастливые вечера мальчик снова мог видеть небо, и самая далекая звезда становилась для него самым близким другом, ибо она напоминала ему не только счастливое прошлое, но и говорила о близком дне грядущего освобождения. И он дождался этого дня. Мать вынесла сына из подвала на руках. Ноги мальчика были сведены ревматизмом. Но даже больной, полуослепший от долгого пребывания в темном погребе мальчик считал себя счастливым. Он гордился тем, что не был в рабстве у фашистов.
Какой же страшной была жизнь русского человека в рейхе, если русские дети соглашались на любое лишение, жертвовали всем: молодостью, здоровьем, — лишь бы не оказаться в числе невольников в доме фашистского господина!