Рядом с солдатом

— Пласяйте, господина капитана! Пласяйте, господина сталпома! Пласяйте, господина помполита! — подчеркнуто, еще слаще улыбаясь, японец фамильярно похлопал помполита Румянцева по плечу. Откуда он мог знать, что первый помощник капитана Румянцев — помполит на корабле?

Исчезли они так же быстро, как и появились. На прощание их еще раз угостили водкой с икрой и калифорнийскими апельсинами.

Прошел томительный час после ухода японцев с палубы «Трансбалта», а мы все ждали команды продолжать путь дальше.

«До утра с якоря не сниматься!» — просигналили наконец японцы.

— Да! Дорогой Василь Васильевич! А вы говорили — Япония…

— Брось, Коля, шутить! Неизвестно, чем завтра они нас порадуют…

— Ясно чем! Отведут под конвоем в Кобэ! — мрачно предположил Халушаков.

Наступила ночь, ветер совсем стих. Над морем поднялся туман. Стояла густая тишина. Туман густел и клубился. Мы, выйдя на палубу, совсем растаяли в нем. Стояли в двух шагах и не видели друг друга. Добравшись на ощупь до фальшборта, мы сели на банку. Нас обволокло сырое темное месиво. Сидели молча, каждый думал о своем и, наверное, о том, что нас ждет завтра. Вдруг до нашего слуха донесся легкий лязг цепи.

— Вы слышали? Работает лебедка! На малых оборотах!

— Неужели поступила команда? — наивно обрадовался Соловьев.

— Ребята! Якорь вирают!

— Да, команда поступила — только не от японцев, а от нашего капитана — смываться, пока туман! Завтра будет поздно! Какой молодец! — пояснил всезнающий Лыткин.

— А помнишь, что он нам вчера говорил? В тумане пролив непроходим.

— Но другого-то выхода нет!

Мы были возбуждены, разговаривали, не видя друг друга. Вместе с тревогой в нас вселилась уверенность. Мы радовались смелости и отваге нашего капитана.

— Представьте, как будет здорово, если пройдем! Утром рассеется туман, и какую эмоцию озарит солнце на роже этого самодовольного японца?!

— Здласьте и плостевайте, господина самулая! — пародировал Василий Васильевич.

Разговор прервала тихо заработавшая в недрах «Трансбалта» машина, и мы двинулись вперед. Всю ночь ни один человек на судне не сомкнул глаз. Мы до утра просидели на мокрой банке в полном мраке и неизвестности. Туман рассеялся только в одиннадцать часов утра. Мы были далеко от пролива Лаперуза, в наших территориальных водах.

Только по прибытии в Москву мы узнали, что на обратном пути из Владивостока в Сап-Франциско «Трапсбалт» торпедировали «неизвестные» подлодки, и он затонул в районе пролива Лаперуза. Команду спасли японцы.

Часть четвертая ОСВОБОЖДЕНИЕ

Замкнулось кругосветное кольцо, я снова на родной земле, снова на берегу Черного моря в разбитом, сожженном Новороссийске, только что отбитом у врага. Пробую вспомнить, вернуть в сегодня этапы драматических мгновений всего безвозвратно ушедшего, что так волновало, тревожило и радовало. Время… Неумолимое время — шагающее, плывущее, летящее и неведомое…

Время в своем стремительном движении вперед теряет на пути пережитые события, и они, как вехи истории, замирают в веках на страницах книг, полотнах живописи, в миллионах метров кинопленки, снятых нами — фронтовыми кинооператорами…

Кинохроника — машина времени — может «отработать назад» и воскресить пережитое. Оборона Одессы, Севастополя и Кавказа, горящий Архангельск, трагические рейсы караванов с конвоями вокруг света, пылающий Лондон и сверкающая беспечная Америка. Время затеряло в пути пережитое, и мы можем теперь воскресить его только для размышления, чтобы никогда не забыть и не дать повториться.

…Бой затих. Последние его отголоски растаяли за Волчьими воротами. Новороссийск в наших руках. Ровно год и шесть дней назад 10 сентября 1942 года — фашисты были остановлены у цементных заводов «Октябрь» и «Пролетарий», и вот 16 сентября 1943 года сдаются в плен жалкие остатки гитлеровских войск.

Когда отгремел бой в Новороссийске, навстречу нам вышла единственная пожилая женщина, чудом уцелевшая в городе. Фашисты расстреляли или вывезли на каторгу всех жителей города.

Я дома. На своей горячей от боев земле, среди своих друзей. Только Петро не вернулся из Севастополя… Мы снимали героические действия 18-й армии по освобождению Новороссийска вместе с Михаилом Пойченко, Марком Трояновским, Дмитрием Рымаревым. Потом вместе с войсками Северо-Кавказского фронта дорогого всем нам генерала Ивана Ефимовича Петрова мчались мы по разбитым пыльным степям… Шел сентябрь сорок третьего, и дорога неумолимо вела нас к Черному морю, к Тамани. А там, впереди, — Крым, Севастополь…

Немцы с колоссальными потерями откатывались к Керченскому проливу. До самой Тамани наши части гнались за ними по пятам. Была осень, все побережье окрасилось в оранжево-пурпурные тона. На нашем пути, слева и справа, пылали в осеннем наряде бесконечные виноградники. Отяжеленные переспелыми гроздьями, они притягивали к себе томимых жаждой бойцов. Немцы, отступая, минировали — и не только дороги. Разгоряченные преследованием врага, солдаты сворачивали по пути в заманчивые виноградники и погибали на минах. Минеры не успевали даже поставить предупредительные таблички.