Рядом с тобой

– Я мог бы сказать, что не стоит, – начинаю я. – Но что толку, так?

– Именно, – подтверждает Мадлен. – Открывай.

Она складывает ладони вместе и подносит их к губам. Она все еще нервничает. А я радуюсь подаркам, как ребенок. За последние дни я получил их слишком много.

Коробка не запакована. Я поднимаю картонные стенки и заглядываю внутрь. Сидящая напротив Мадлен почти сходит с ума.

– Тебе нравится? Я могу вернуть. Просто я подумала…

Наклоняюсь через коробку и прерываю ее нервный лепет поцелуем.

– Это чудесно, Мадлен, – оторвавшись от нее, честно отвечаю я. – Где ты ее взяла?

Я достаю из коробки белую с черными клавишами пишущую машинку.

– В одном лондонском магазинчике, – отвечает Мадлен, расслабляясь. – Когда ее увидела, подумала о тебе. Не знаю, мне показалось, это круто.

Я все еще любуюсь на свой подарок, затем перевожу взгляд на любимую девушку.

– Буду писать на ней. И плевать, что это громко, долго и всякое такое.

Мадлен смеется.

– В коробке все, что тебе пригодится.

– Спасибо. – Я осторожно кладу машинку обратно в коробку и убираю ее за диван, чтобы не задеть.

– Пожалуйста. Знаешь, ты такой… – Мадлен смотрит в потолок, затем на меня. – Несовременный, что ли.

– Я?

– Да. – Она смеется над моей реакцией. – На свою страничку на «Фейсбук» ты заходишь, только для учебы, у тебя нет аккаунта в «Твиттере», нет «Инстаграма», ты пользуешься только электронной почтой. Слушаешь пластинки. – Она снова расплывается в улыбке. – Если бы мне попались на глаза пергаментная бумага, гусиное перо и чернила, я бы купила тебе их.

Мне тоже становится смешно. Это правда. Но я не замечаю и даже не нуждаюсь в таком большом количестве социальных сетей. А моя любовь к пластинкам считается искусством. Именно это я говорю Мадлен.

– Ты особенный, – серьезно говорит она.

Мы оба перестаем улыбаться.

– Ты – особенная. – Мой голос звучит тихо.

Мадлен придвигается ко мне и целует меня в губы. Я снимаю с себя футболку и откидываю ее в сторону.

– Черт, надеюсь не на свечи, – успеваю пробормотать я между поцелуями.

Мадлен расстегивает ремень моих джинсов и тащит их вниз. Я неуклюже от них освобождаюсь. Она все еще одета, и я быстро решаю эту проблему.

Мои руки начинают медленно движение по ее лодыжкам, и вверх к коленям и бедрам… Мадлен стаскивает с себя кофту. Я расстегиваю ее сарафан и спускаю бретельки по плечам. Там где касаются ее тела руки – оставляют поцелуй мои губы. У меня едва хватает терпения. Я снимаю с нее нижнее белье и снимаю с себя боксеры. Мадлен обхватывает ногами мою спину, когда я медленно погружаюсь в нее.

Это что-то невероятное.

Каждый раз, когда я в ней, я чуть ли не сгораю заживо. Я так люблю эту девушку, так люблю…

Она перемещается на меня и активно двигает бедрами, пока я впиваюсь в них пальцами. Наши стоны заглушают звуки начинающегося дождя, который громко стучит по крыше.

– Самый. Лучший. Подарок. В. Мире, – отрывисто, каждое слово произношу я.

Мадлен тихо смеется и прижимается ко мне. Мы полусидим обнаженные, на старом складе и целуем друг друга.

– Мама передавала тебе привет, – говорю я после некоторого молчания.

– Здорово, – говорит тихо Мадлен.

Да, это здорово. Мы прошли некий рубеж, и многое встало на свои места. Это дает меньше поводов для раздумий.

Я глажу ее спину, и мы молчим, слушая дождь и глядя на свечи.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – произносит Мадлен.

Она поднимает голову с моего плеча и смотрит на меня. Мои руки обвивают ее тонкую талию.

– О чем? – интересуюсь я.

– Я кое-что тебе не рассказала. – Она чувствует, как мои мышцы каменеют, но продолжает: – Помнишь, я тебе говорила, будто мне показалось, что за мной кто-то следил?

– Ты выяснила кто это?

Мадлен отрицательно качает головой:

– Нет. Но тогда, когда твой папа впервые попал в больницу, и мы с Ханной ночевали дома вдвоем.

– Ну? – нетерпеливо спрашиваю я. Это было давно. Стараюсь пока не думать о том, что она так долго от меня что-то скрывала.

– Утром я помогала найти миссис Андерсен разбежавшихся щенков у подъезда, – продолжает Мадлен. – И мне показалось, точнее я увидела, что кто-то наблюдал за нами, из-за мусорных баков или стоящих машин, не помню.

– Кто-то конкретный? – Я слегка отстраняюсь от нее и смотрю на ее лицо.

Мадлен кивает.

– Мне показалось, это был Кит.

Давно мы его не вспоминали. При его имени все мое нутро выворачивает. Этот псих лапал мою Мадлен, он хотел получить от нее силой то, чего не получил бы даром.

– Стайлз, посмотри на меня. – Мадлен берет мое лицо в руки. – Прости меня, ладно? Тогда ты был напуган болезнью отца, затем поездка в Лондон. У меня вылетело это из головы. Затем смерть, – она сдерживает слезы. – Я хотела рассказать. Но не могла подобрать случай, и потом, мне ведь могло показаться. Прости меня.

Злость мигом улетучивается. Моя малышка. Она волновалась за меня. Из-за того, что у меня были проблемы. Я вновь прижимаю ее к себе и шепчу ей в волосы:

– Я не злюсь. Все хорошо. – Ослабляю объятия и смотрю ей в глаза. – Но как теперь узнать?

Она пожимает плечами.

– Теперь никак. Какая разница.