Рядовой Иван Ященко

Тех, кто, обессилев, падал или выбивался из строя, избивали палками и ногами. Мучители менялись, а пленникам передышки не давали. Час, другой, третий. Вдруг фашистам приходит в голову разнообразить наказание. Очередного упавшего приказывают взять за руки и за ноги другим пленным, отнести к заграждению и, раскачав, бросить на колючую проволоку. Стоны несчастного вызывают восторг и смех истязателей.

Иван и Семён пытку маршировкой выдержали, несмотря на то что болели избитые накануне и ноги, и рёбра, что ныли спины от проколов колючей проволокой.

В полдень от ворот прозвучала какая-то команда, и все немцы, которые издевались над заключёнными, враз оставили пленников и отправились, как оказалось, обедать.

И тут для Ивана и Семёна произошла неожиданность: со стороны деревни к ограждению двинулась группа баб с кошёлками в руках. Пленники сгрудились у колючей проволоки, протягивая руки сквозь эту преграду, хватали, что им дадут женщины. Иван и Семён, не ждавшие такого прихода, оказались в стороне.

От вышки к женщинам направился немец, поманил жестом крайнюю к себе. Придерживая на груди автомат одной рукой, второй рукой залез в корзину. Извлёк из неё яйцо, сунул в карман, забросил автомат за спину, снял пилотку с головы:

– Матка, яйка, давай-давай.

И сам перегрузил яйца в головной убор. Ещё раз запустил руку в корзину, вынул из неё лепёшку, осмотрел, надкусил и… бросил её через колючую проволоку в сторону, где были Иван с Семёном. Он ожидал, видимо, что они кинутся за подачкой в драку, но этого не произошло. Иван не тронулся с места, лепёшку на лету подхватил Семён – быстро, так как ближние пленные готовы были отнять «подарок». Немец нахмурился, не получив ожидаемого представления, прижимая пилотку с яйцами к груди, отправился к ожидавшему его напарнику.

Женщина, с виду пожилая, протянула другую лепёшку Ивану, просунув руку сквозь заграждение. Он взял. Взгляды их встретились, и Ивану показалось, что глаза у старухи смотрят молодо.

– Как звать? – спросила она.

– Иваном. А вас? – Родители дома и учительница в школе учили: к старшим надо обращаться на «вы».

– Маруся. Я Маруся. Не надо на «вы».

В это время над головами женщин прошла короткая автоматная очередь. Они отхлынули от проволоки и, бросая через ограждение остатки продуктов, которые не успели раздать, пятясь, одновременно крича что-то, удалились прочь.

Ивана с Семёном окружили те, кому ничего не досталось. Глядя в лихорадочно горящие глаза, Иван быстро, пока у него не отняли лепёшку вместе с руками, оторвал кусок её, сунул ближнему солдату. Оторвал ещё и ещё. У него осталось только то, что было зажато ладонью.

У Семёна точно такая же оказия. От них отступились.

На следующий день, с небольшими изменениями «программы», всё повторилось: большую часть пленных увели за пределы лагеря на работы, оставшихся заставили маршировать, вскидывать вверх руку и при этом скандировать: «Хайль! Хайль, Гитлер!»

Когда немцы прервали муштру на обед, опять у проволочного заграждения появились женщины с продуктами, видимо другие: Маруси среди них Иван не увидел.

А потом случилась ещё одна беда. С вечера моросил дождь, пленники корчились, мёрзли, сбились в одну огромную кучу, толкались, перебираясь в середину. Под утро Иван почувствовал боль в боку от укуса насекомого. «Вошь! – пронзило сознание. – Вот и погрелся». Сон улетучился. Он выбрался на край лежбища, стащил влажные от дождя гимнастёрку с нательной рубахой, отчаянно почесал раздражённое укусом место. Снова оделся, но нервно прислушивался к своему телу, ожидая нового укуса, и он не заставил себя ждать. Иван сжал зубы, но терпел до восхода солнца. От озноба его трясло, пальцы одеревенели, но он снова разделся и стал искать в швах рубахи насекомое. Нашёл вошь, раздавил ногтями, стал искать ещё, но больше не нашёл. «А как там Семён?»

Утром на работы никого не вывели, не было и муштры после раздачи завтрака. Зато на территории лагеря появился, в сопровождении группы автоматчиков, человек в гражданском и стал раздавать из большой картонной коробки… газеты. Поднялся шум, почти как на толкучке в базарный день.

Когда Иван взял газету в руки, то глазам не поверил: газета называлась «Правда»! Даже фотография Гитлера на первой странице не сразу заставила его понять, что газета не советская «Правда»! На верхней кромке газетного листа лозунг: «Труженики всех стран, соединяйтесь для борьбы с большевиками!»

Гитлер, по пояс, в профиль, справа на газетном листе. Усы топорщатся. Взгляд его как бы обращён на то, что происходит где-то далеко, на полях битвы, и отражено в заголовках на бумажном поле. Над портретом фюрера надпись: «Адольф Гитлер». Очевидно, для тех, кто не знает его в лицо, или сомневается. А под фотографией пояснение: «Верховный вождь победоносной Германской армии, идущей крестным походом против мирового врага человечества – большевизма».

И заголовки статей. «Красная армия потеряла 6 000 000 человек». «Успешные налёты на Англию». «Сражение вокруг Гомеля». «Под Гомелем разбиты 2 советские армии».