Рядовой свидетель эпохи.

Тем не менее, первый летный эксперимент, точнее, многочисленные полеты над морем показали, что вероятность влияния отраженного солнечного излучения на измерение теплорадиометрического контраста водных поверхностей невелика. Дело в том, что зеркально отраженное от водной или металлической поверхности солнечное излучение (сантиметрового или миллиметрового диапазона волн) может оказать сильное воздействие на процесс измерения РТМ контрастности этих поверхностей только в том случае, если угол возвышения Солнца и угол зондирования этих поверхностей со стороны самолетного радиометрического устройства лежат в одной плоскости. Что очень маловероятно. В течение многочисленных полетов над морем в эксперименте 1962 г. был только один такой случай во время разворота самолета над морем.

В летных экспериментах, проведенных в последующие годы с радиометром на борту, не наблюдалось ни одного случая заметного воздействия Солнца на измерение контраста земля-вода.

В 1963 г. экспериментальные исследования радиотепловых полей земной поверхности продолжились в Иркутской области (район Ниж- не — Илимска) и в Забайкалье (Улан-Удэ — озеро Гусиное). Исследования в тот период проводились совместно с центральным НИИ путей сообщений (ЦНИИС) на самолете Ли-2 летно-испытательного центра МРП, руководимого В. Гризодубовой.

Этот эксперимент проводился, с одной стороны, с целью изучения возможностей использования авиационной теплорадиометрии в интересах проектирования трасс сообщений, с другой — в интересах КЭНС. Вместе с тем он много дал и для отработки методики экспериментальных исследований радиотепловых полей земной поверхности с самолета.

Наиболее интересным результатом в этом эксперименте было обнаружение радиометров вечномерзлотных участков местности, выходящих к поверхности.

Летные эксперименты 1963 года проходили для меня тяжело и во многих деталях запомнились надолго. Собрались в полеты быстро, вся аппаратура, с которой летали в минувшем году, находилась в рабочем состоянии, использовалась почти непрерывно в лабораторных экспериментах. Аппаратуру, смонтированную на самолете, проверили еще раз перед полетом на земле. Все работает нормально. Взлетели, набрали высоту, взяли курс на восток. Включаю скорей свой радиометр, стремясь не пропустить ни одной минуты, представившейся уникальной возможности получить сечение радиотеплового поля земной поверхности «от Москвы до самых до окраин». Но вскоре замечаю периодически появляющиеся аномальные шумы в выходном сигнале. Все шумы и «нормальные» и «ненормальные» (аномальные) и помехи от радиолокаторов я к тому времени хорошо изучил и различаю их визуально. Новые шумы то исчезают на длительное время, то снова появляются. Природа их непонятна.

Гляжу через открытую дверь самолета за борт — никаких видимых причин появления таких шумов не наблюдается, совершенно очевидно, что они внутреннего происхождения. При первой же посадке на ночлег (дольше 8 часов экипажу лететь запрещалось), кажется, в Казани, тащим блоки радиометра в гостиницу, и я полночи проверяю его под напряжением, но он работает нормально. Утром взлетаем, и вчерашняя история снова повторяется: прибор то работает нормально, то начинает «ненормально» шуметь. Вскрываю измерительный блок, наблюдаю внутренние каскады под напряжением, в полете, но никаких видимых признаков ненормальной работы отдельных каскадов не наблюдается. Между тем проклятые шумы в выходном напряжении прибора то появляются, то исчезают.

Часами, забыв о еде, пытаюсь найти причину и не нахожу, начинает гудеть голова, острее ощущается болтанка, так как мое рабочее место в хвостовой части самолета. Остро переживаю за испорченные большие куски регистрограмм выходного сигнала радиометра, забитого аномальными шумами. И так все повторяется изо дня в день. Значительная часть нашей бригады едет поездом, о моих страданиях не знают, встретиться мы должны в Улан-Удэ. У Малевича, занятого исследованием поля рельефа местности, дела идут вроде нормально. Он часто общается с летчиками, ему даже дают «порулить» самолетом на месте второго пилота.