Рядовой свидетель эпохи.

Тут видно: как бы ревностно ни относился М. Рапов к древним памятникам Ростова Великого, он не может не восхищаться красотой соборов Яковлевского монастыря, сравнивая их с компанией жеманных красавиц. Жеманных, но все же красавиц.

Внутренняя территория Яковлевского монастыря была поделена в 1930-е годы ограждением из колючей проволоки на две половины. На одной половине находились храмы, в которых в те годы размещались военные склады, и доступ туда был закрыт всем, кроме военного караула. Рядом с храмами находились захоронения, наверное, знатных в прошлом людей, судя по богатым надгробиям. На другой половине был старый кленово-липовый парк и бывшие жилые монастырские кельи. В этих кельях и настоятельском корпусе с середины 1920-х годов располагался единственный в городе Ростовский детский дом.

Впервые я увидел Яковлевский монастырь 18 мая 1935 года. Увидел близко и остался в нем на шесть с лишним лет.

В тот день мой старший брат Федор Тимофеевич привез определять в Ростовский детский дом нас, двух меньших его братьев, из недалеко расположенных Борисоглебских слобод (так тогда официально назывался примонастырский поселок вокруг древнего Борисоглебского монастыря, находящегося в 18 километрах от Ростова-Ярославского по Угличскому шоссе (ныне — это поселок Борисоглебский). Мне тогда только что исполнилось 10 лет, моему другому старшему брату 12 или 13 лет.

Борисоглебские слободы, в житейском сокращении — просто Борисоглеб — это тоже большой древний монастырь и поселения, возникшие непосредственно вокруг него на старинной дороге Москва — Троицко-Сергиевская лавра — Ростов Великий — Углич. Место исключительно живописное, в окружении сосновых боров. Рядом с монастырем — чистейшей воды река Устье, впадающая в реку Которосль, а по ней в Волгу в Ярославле. Если смотреть дальше, то можно убедиться в том, что ее воды сообщаются с Балтийским морем, следствием чего является то, что в Устье поднимаются на нерест морские угри. В начале 1930- х годов мне довелось наблюдать невиданное ни до, ни после явление, когда все дно реки на отмелях сплошь покрывалось маленькими, сантиметров 15 — 20, шевелящимися змейками. Никто их не решался употреблять в пищу, не зная, что это такое.

Два года перед поступлением в Ростовский детский дом я ходил через Борисоглебский монастырь, через его северные и южные ворота в школу в 1-й и 2-й классы. Поэтому ростовский Яковлевский монастырь, как монастырь, не привлек в ту пору какого-либо особого внимания, да и мысли мои в тот день были заняты совсем другим: в нашей трехбратской жизни происходил перелом. Как потом оказалось, перелом, определивший наши судьбы на всю жизнь. В тот день для всех нас троих кончилась семейная жизнь в отчем доме, началась на шесть с лишним лет для меня детдомовская жизнь, перешедшая затем в студенческую жизнь, затем на долгие годы в армейскую жизнь.

Я перенес, кажется, довольно легко поворот в моей жизни в тот майский день 1935 года. Наверное, потому, что старший наш брат говорил о недолгой разлуке, что он уходит в армию лишь на несколько месяцев, что скоро снова все будем вместе. Говорил он так, видимо потому, чтобы мы не очень переживали такой момент нашей жизни, разлуку с ним 19-летним, заменившим нам, двум другим его младшим братьям на 5 лет погибшего отца, на два года умершую после гибели отца мать. Мыто перенесли тот момент, а он нет. Остро переживая за нас, он, будучи в армии, тяжело заболел и трагически погиб в том же 1935 году в Гороховецких военных лагерях.

Думаю, детдомовская жизнь тех лет будет интересной для многих людей в нынешнее время, особенно для тех, кто начнет изучать историю того времени. Интересной своим образом жизни, бытом, своими законами и традициями, воспитанниками и воспитателями.