Рядовые апокалипсиса

Вот оно как, значит. Интересно, а с чего они вдруг сдаваться-то надумали? Хотя… Блин, да им же просто бежать некуда! Весь двор за забором, похоже, с крыши и верхнего этажа склада как на ладони, так что назад путь точно отрезан, до ближайших ангаров, на глаз, метров пятьдесят ровной открытой площадки, на которой и укрыться-то негде. Видно, нет желающих судьбу пытать… Хотя, возможно и были, да только не свезло. Характерные хлесткие щелчки снайперской винтовки я точно слышал, а у нас их нет. У бандитов — тоже. Значит, с крыши склада работали. Если там стрелок хоть что-то умеет, то с такой позиции, да на такой дистанции, да с оптикой… Словом — совсем безруким нужно быть, чтоб промазать. Через забор лезть прямо под наши пулеметы у «джигитов» тоже желания нету. Вот они и встряли там, как та хрестоматийная мышь под веником: и бежать — хана настанет, и на месте оставаться — задавят. Ну, и все, спеклись «абреки».

— Прекратить стрельбу, — даю я команду в свой «Айком». — Противник воевать раздумал.

Злобный лезгающий сталью перелай пулеметов стих. Внезапно наступившая тишина после их грохота показалась какой-то нереальной. Правда продолжалась она совсем недолго. Буквально через мгновение сразу с нескольких сторон послышались жалобные стоны раненых, а потом кто-то плаксиво завопил из-за забора:

— Не сттырыляйтэ, ми сдаемся! Не стырыляйтэ!!!

— Ты, мля, сперва ствол на нашу сторону перекинь и сам перелезай, а там видно будет! — насмешливо откликаюсь я и снова бормочу в рацию. — Бдительности не терять, если кто-то из них хотя бы поглядит не так — валите сходу. Цацкаться еще с ними…

Но «гости с юга» весь свой воинственный пыл уже утратили. Да, это вам не чеченцы-шахиды. Те, хоть и отморозки полные, но бьются до последнего, а эти… Одно слово — шушера рыночная. Через бетонный забор перелетают и плюхаются в грязь несколько пистолетов, два помповых дробовика и «укорот».

— Все?!

— Да, все, мамой клянусь!

— Мне твоя мама не интересна. Если соврал — задавлю, как кота помойного. Теперь сами перелезайте.

С пыхтением и сопением горячие южные парни начинают преодоление препятствия. С первого раза выходит не у всех, двое или трое срываются вниз, один довольно долго висит на локтях и корча потешные рожи от напряжения, пытается перекинуть через гребень свою разожранную задницу. Раза с третьего-четвертого ему это, наконец, удалось, но вот сил при этом он окончательно лишился и, словно куль, рухнул с забора в грязный почти растаявший сугроб. М-да, жалкое зрелище. А ведь многие из них, почти наверняка, в молодости плотно спортом занимались. На Кавказе, в основном, именно через спорт, в криминал и приходят. Те, кому особых высот в борьбе, боксе или еще каких «ногодрыжествах и рукомашествах» достичь не удалось. Правда, и те, кому удалось, тоже грешны бывают. Вечно в сводках то один застреленный на «разборках» чемпион мира или мастер спорта мелькает, то другой. И, что характерно, фамилии у всех не Иванов ни разу. Снова смотрю на висящие на заборе тушки. Тьфу, блин! Надо ж было так себя запустить, а! Как мой старшина армейский любил говаривать: «Вы что думаете, вы на турнике как сосиски висите? Ни фига! Вы как мешки с дерьмом висите!» Вот и эти туда же… Сколько, кстати, их там? Восемь? Не густо… Только вокруг грузовиков сейчас чуть не в два раза больше лежит, а ведь кто-то еще за забором «озяб». Знатно мы, на пару со складскими, их проредили.

Вдруг сбившиеся в кучу, сдавшиеся кавказцы дружно в голос что-то заголосили по-своему.

— Эээ, камандыр, они встают! — взвыл дурниной тот, что махал курткой. — А ты нам вэлел оружие бросить…

Ага, понятно, похоже, мертвые подниматься начинают. Надо срочно их по второму кругу валить. Как ни крути, а мертвецам живых людей, пусть и полных сволочей, скармливать — это уже перебор.

— Так, ОМОН — к машинам, проводим «контроль». «Тамань» — на прикрытии.