Ты помнишь, как с тобою у крыльца
Мы задержались, обменявшись взглядом?
Скажу теперь: «Любимая, не надо,
Поскольку нет у повести конца…»
Я УЕДУ…
Голубиный незнакомый почерк…
169
Светит васильковая звезда.
Я люблю тебя, родная, очень,
Ты запала в Душу навсегда.
Не ревнует нынче Айседора.
Зинаида больше не моя.
Шаганэ меня увидит скоро,
Я уеду в тёплые края.
Но и там, с далёкого подворья,
За чертой Уральского хребта
Я увижу очи Синегорья
И России алые уста!
СНОВА ЮН
Отоснились мне синие взоры.
Повторяется молодость вновь.
И зимы голубые узоры
Не угасят рязанскую кровь.
Снова юн, снова весел и звонок,
Колокольчиком теплится смех
Шаловливых рязанских девчонок:
«Ты один наш Серёжа – на всех!»
Я не скрою – доволен и ласков,
Разрешаю на палец вязать
Эти кудри. И вечер прекрасный
Хочет сам о себе рассказать.
ЗАГЛЯНИ ПОЭТУ В ОЧИ!
Расплескал я брызги глаз весёлых
По чужим квартирам и дворам.
Отдал сердце городам и сёлам.
И представь: всё заново собрал!
Снова молод. И упруга поступь.
Всех люблю, и всеми вновь любим.
Всех встречаю ласково и просто.
Дух Творца во мне неистребим!
Бахромою звёздной между строчек
Свесилась осенняя пора.
Загляни, мой друг, Поэту в очи
С твоего уральского двора!
ЗОЛОТАЯ МОНЕТА
Золотою монетой назвали
Мой весёлый бутон головы. –
Неразменна в тоске и печали
На Кавказе, где синие дали,
И среди дорогой муравы.
Золотую монету России
Ценит Бруклин и ценит Париж.
Неразменна, как омут мой синий,
170
Как твой локон, бессрочно красивый,
Мой бедовый бесстрашный малыш!
ВСЁ ОТ ГЛУПОСТИ.
Это всё от глупости, ах, это всё от глупости,
Страстные признания, жаркие лобзания,
Клятвы до скончания, слёзы до рыдания.
Не пленяйтесь, милые, не берите тяготы
Лишние, не нужные, мамам не угодные.
Зря себя растратите. Лучше быть весёлыми,
Лучше быть свободными.
СВЕТ ОСЕННИЙ
Свет осенний нежно и неброско
Сквозь туман сиреневый горит.
Каждый кустик, каждая берёзка
О любви всё так же говорит.
Хлопья снега падают на пашню.
Холод тот, теплом оборотясь,
Согревает в сердце день вчерашний,
Укрепляет с Родиною связь.
Но любовь не гаснет. И с годами,
К тридцати, в свой срок, перебесясь,
Я опять, мои родные, с вами,
Снова золотому клёну в масть.
15. 10. 1995.
Ну, разве не чудо – более сотни стихов насыпать в тетрадь Свирели за какие-то один-два
дня?! Почти без перерыва.
Свирель молчит, боясь даже дыханием прервать этот поток.
А Серёжа спохватывается, сам обрывает себя: «О себе, да о себе!» И это так естественно,
так непосредственно, так импульсивно, как только может Есенин.
И вот оно – сто третье стихотворение.
ВСЕ ВМЕСТЕ
О себе, да о себе! Ну, что же!
О других теперь пора поговорить.
Мы все вместе трудный век итожим.
Мы все вместе гордостью горим
За сынов твоих, моя Россия,
Что отцам страдающим под стать,
Выводящим век наш из трясины,
Чтобы новый век перелистать.
Много их иль мало – сосчитает
Время на берёзовом суку.
Ну, а век тот неизменно тает.
И Предвестье снова разгоняет
В сердце залетевшую тоску.
Но не будет сутемень тревожить
День рожденья *Миши моего.
Стих его спешу на свет помножить,
Что расскажет нынче про него.
171
В ЕДИНСТВЕ С РОДИНОЙ
В лучезарном зоревом горенье,
Над глубокой ночью под Покров
Сын Руси, её стихотворенье
Родился среди моих Миров.
Только Русь могла родить такого,
С ноткой грусти глубоко в груди
И рыдать до часа зоревого,
Счастья ожидая впереди.
Братья по судьбине и по Роси,
Мы, свой срок и век перешагнув,
И Рязань и Пензу в сердце носим,
Всю весну и всю свою страну.
И Невы могучее теченье
В русле строк означенных дрожит.
И опять моё стихотворенье
Уронил мой Питер на гранит.
Единит нас посох и надзвёздный
Купол Неба, скрученный в кольцо.
Весь я – прежний, нынешний и поздний
Выхожу на старое крыльцо
И кричу: «Ну, здравствуй, Русь святая!
Ты бессмертна, за тебя горю,
Чётками стихи переплетая
К своему былому декабрю.
Но напрасна повесть о печали.
Я давно ту грусть похоронил.
И давно мой почерк означает
Радость над окопами могил.
Пью за Мишу, за его бессмертье,
За неповторимость светлых строк,
За астрал, где ангелы и черти
Преподносят жизненный урок.