— Меня больше всего интересует вот что. Ваша страна столько боролась за мир, даже награждали борцов за мир Золотыми Звездами Героев, почему же вдруг оказалось, что у вас нет антивоенного движения. Нет абсолютно! Вместо него пустота… Несчастные солдатские матери?.. Какое же это движение? Это плач над могилами…
— У нас, вы слышали надеюсь, — добавил тот, что помоложе-, общественное мнение остановило войну во Вьетнаме. Вышвырнуло из президентского кресла Никсона. А у вас?.. Почему русским надо непременно кого-то душить? Из века в век. То прибалтов, то грузин, то туркмен. Почему им не дать жить так, как они сами хотят?.. Власти меняются, а стратегия подавления малых народов неизменна… Где ваши писатели? Ваши ученые? Словом, где она, интеллигенция, возглавляющая антивоенные марши во всем мире… кроме России? Где ваша демократия?..»
— Да нет у нас никакой демократии, и не было! — взорвался Тигран. Дозволено голосить что угодно, это демократия?!
Юра невольно усмехнулся. — Это как раз израильская демократия. Вопить да, действовать — нет!.
Геша слушал, обхватив свою лобастую голову руками. Подняв глаза, произнес спокойно, видно, давно выношенное: — Надо, ребята, признать честно. Мы традиционно-расистская страна. До войны жучили поляков. Во время войны чеченцев, крымских татар и так далее. После войны понесли гитлеровскую идею дальше: «Бей жидов — спасай…» До массовой высылки не дошло — Сталин помре… Ныне нет прохода «лицам кавказской национальности». Заметит милиционер в метро смуглого — а ну, иди сюда! Все под подозрением, все виновны, кроме старшего брата…
— Поосторожней со старшим братом, — усмехнулась Елка. — Когда мой Тигран уже имел свою письменность, созданную в пятом веке Миштоцем, а Юра уж вообще ходил с Торой под мышкой, мы с тобой, Гошка, еще с дерева не слезли. Все перевернуто вверх тормашками, и ты, Гошка, и сам все это хорошо знаешь… Задурили несколько поколений. И преуспели в этом, главное… Знаете что, ребята, — задумчиво протянула Елка, я, законченная атеистка, должна признать: точнее всего наше национальное самосознание выразилось в формуле религиозного философа Владимира Соловьева… Я имею ввиду его знаменитую лесенку»: национальное самосознание — национальное самодовольство — национальное самообожание — национальное самоуничтожение…» На какую ступень соловьевской «лесенки» опустилась сейчас моя Россия? Куда рухнет с нее?… Ребята, не перебивайте, это серьезно! Вот вам историческая ретроспектива лишь моего поколения: замаячила свобода в Венгрии, туда рванулись хрущевские танки. «Пражская весна» — брежневские… При Горбаче те же танки, саперные лопатки… Слушайте, а разве не мы стравили армян с Баку, когда там начались разговоры о независимой от Москвы «кавказской федерации»?! А абхазов с Грузией?! И в Нагорном Карабахе, и в Вильнюсе — всюду торчали волчьи уши! Теперь Чечня! И сами не живем, и другим не даем!. По моему, нас, русаков, задавили наши просторы. Наше фанфарное величие. Так же, как королеву Викторию, впадавшую в идиотизм от мысли, что над её «империей никогда не заходит солнце…»
И главное, — ничего нас не учит. Уже и СССР распался. И русские беженцы ото всюду повалили. И жрать нечего… Нам, русакам, нужно на голову положить лед. Как средство от спеси. А Ельцина запирать на ночь в холодильник…
— Елка! — воскликнул Саня улыбчиво, — когда ты своему Тиграну не даешь лова сказать, я терплю, но Сергея-то Ковалева зачем прерываешь?.. Что мы, о старшем брате понятия не имеем? У моей мордвы и пять веков назад нельзя было принудить девушку выйти за нелюбимого, и мысли такой ни у кого не возникало, а у Старшего брата.?!. Дикая ты…
Елка расхохоталась, потянулась к худющему Сане, прижала его к своим грудищам, как ребенка.
— Юра, читай дальше, — одышливо крикнул Саня, отбиваясь от Елки.
«— … Признаться, в своих ответах иностранным коррам я был скован. Считал, что официальное лицо при государе не имеет права хулить государя. Ничего, сказал я самому себе простившись с ними, скоро ты перестанешь быть официальным лицом…
Я был гораздо ближе к концу своей миссии, чем думал… Как только в Думу просочились слухи о том, что сам высказал Сергею Ковалеву неодобрение, так тут же несколько депутатов предложили отстранить Ковалева от должности уполномоченного Думы по правам человека. В феврале за это голосовали дважды. Коммунисты и жириновцы криком изошли — «страдает безопасность страны!», но не собрали нужного количества голосов. Не собрали и в третий раз — 1О марта 1995-го. Но тут вмешался господин Бабурин, председатель комитета по безопасности. Поскольку, де, «страдает безопасность…» Он предложил устранить не Сергея Адамовича Ковалева, человека вроде бы достойного, а устранить его должность, ибо в документах о ее утверждении еще что-то не подписано…
Это, подальше от греха, и приняли…