Читаем Ряженые. Сказание о вождях полностью

— Подонок! — вырвалось у Тиграна в сердцах. — Бабурин, а? Как вам это нравится?! Казался мне смелым человеком. В космонавты просился. Не взяли из-за зрения. Три института кончил, все постиг. Заче-эм учился? Для изощренного холуйства?.. Червем изогнулся, чтоб помочь бандитам… Теперь в Чечне наших свидетелей нет, там такое начнется!.. Юрыч, что ты на это скажешь?

— Ну, ребята, все об этом уже давным-давно сказано. Антон Павлович Чехов писал в своих письмах к издателю, если помните, «я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную…» И главное, не изменил Антон Павлович своего взгляда до конца жизни: притеснители, сказал, выходят из ее же недр. О нашем Бабурине это просто один к одному…

— Юрыч, — почти шепотом прервал Саня тяжелое молчание, и в горле его задвигался кадык, а Марийку не замучила твоя израильская жара? Не думает она… того, в родные пенаты…

Все затихли. Знали, Саня всегда «неровно дышал» к Марийке, цветочками ее задаривал, доставая и помогая ей отправлять Юре в Мордовию философские книги.

Юра улыбнулся. — Куда ей, Санечка, возвращаться? Даже если я ей надоел, хуже горькой редьки, у нее от меня трое детишек…

Саня посопел молча. Произнес вдруг простодушно: — Вернись Марийка, я и с тремя бы…

— Редкий ты человек, Санюша!.. А будет у нее пятеро?

Плечи у Сани опустились. — Пятерых в Москве не прокормить. В Саранске, тем более…

— Значит, мое спасение в том, чтобы число детишек Марийки немедленно довести до пяти! — жизнерадостно, под общий хохот, произнес Юра.

… В день возвращения домой он отвез листочки со стенограммой Сергею Адамовичу, чтобы тот, наконец, завизировал ее. Ждал пока не пришло вызванное такси. Сергея Ковалева все еще не было. «Опоздать на самолет?». Оставил копию жене, сказал, что свяжется с Сергеем Адамовичем из Израиля.

Созвонился уже из Иерусалима. Тот подтвердил благодушно, что все нормально, одно непонятно, почему Юра свой ядовитый вопрос об отсутствии в России и антивоенного движения, и подлинной интеллигенции передал иностранным коррам? Они, правда, тоже поминали об этом, но вскользь.

— … Ежели бы не твои инвективы, — добродушно басил Сергей Адамович, я бы о коррах, скорее всего, и не упомянул. Журналистов там было не сосчитать. И наших и чужих…

Юра помолчал, затем ответил убежденно:

— Какое я имею право, в связи с трагедией Чечни, возникать. Я там не был, а «думцы» и корры были, рисковали головой. Иначе получится, что я хочу заработать авторитет на чужом горбу, на чужой крови… Извини, Сергей Адамович…

Как только Юра сообщил равву Бенджамину, что свидетельство Сергея Ковалева, наконец, им завизировано, прикатил радиожурналист. Повез Юру вместе с кассетой куда-то на «территории», долгой кружной дорогой, окаймленной навалом белых каменных осколков. Доставил почти под арабскую Рамаллу. Объяснил недоумевающему Юре, что Рабин и Перес их «седьмой канал» терпеть не могут… Что за канал? У оппозиции голос прорезался. «Толстосум из наших, религиозных, купил нам квартиру. Мы устроили в ней радиостанцию….»

Медлительный спокойный басок Сергея Ковалева звучал над Иудейскими горами почти час. Хотя в стране не осталось ни одного человека, который хотя бы не узнал об этом, ивритские газеты печатать стенограмму не торопились. Рав Бенджамин сообщил, что, по его сведениям, вмешалась военная цензура. Рабочая власть до сих пор стоит перед Россией на задних лапках. Правда о Чечне и Ельцине — главнокомандующем «федеральных» карателей — им ни к чему…

Обычно Юра заглядывал к равву едва ли не каждую неделю. А, вернувшись из Москвы, отдал ему официальный визит, и все!.. Удивился своему необычному чувству неприязни к профессору-равву. Особенно, когда на память приходили картины Грозного, воссозданные Сергеем Адамовичем. Чаще всего, мальчишечка в провонявшем хлоркой больничном морге с пустой авоськой в судорожно сжатой руке. Мама послала его в магазин, а он здесь, в навале трупов… Почему-то не хотелось с раввом даже видеться.

Взыграл в Юре горячий израильский патриот, глубоко оскорбленный постоянным сравнением раввом отцов-основателей Израиля с большевиками. И ранее большевики были для него, советского зека, понятием не абстрактным. Но сравнивать первого Президента страны Хаима Вейцмана или того же Бен Гуриона с палачами Чечни?! С Крысоловами, сознательно истребляющими свой народ?!. Пролившими, всеми видами современной военной техники, моря крови гражданских, ни в чем неповинных людей. Старух, детей…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза