Ричард де Амальфи

— Да, — произнесла она, — это так похоже на благородного сэра Рамеко. Мы уже слышали, сэр Ричард, что вы молниеносно захватили замок Одноглазого. Но мой муж уверял, что произошла какая-то странная случайность…

— Не большая, — сказал я еще учтивее, — чем сейчас. Позвольте вас уверить, что супруга Одноглазого живет сейчас в замке в безопасности. В ее покои… никто не вхож. Во всяком случае, полагаю, что не вхож…

Она саркастически улыбнулась.

— Вы могучий воин, но человек наивный, если в это верите. Это такая лиса…

Я поспешно прервал:

— Вы вольны оставаться в этом замке, сколько вам заблагорассудится, однако я предпочел бы, чтобы вы его покинули. Насколько знаю, у вашего мужа очень многочисленная родня. Очень не хотелось бы, чтобы сюда стягивались отряды, посланные вас спасать. А то и попытаться восстановить в правах хозяйки.

Она несколько мгновений смотрела мне в лицо.

— Вы откровенны, сэр Ричард. И правильно считаете. Правда, я не пользовалась любовью у родни, что, однако, не помешает им попытаться восстановить власть нашего могучего рода над этим замком и этими землями.

Я еще раз поклонился и, не зная чем заняться, отступил к зияющему пролому на месте двери, перешагнул через обломки и вышел.

* * *

В замке оглушающая тишина, хотя в нем масса моих людей, но после звона мечей, грохота металла по щитам, криков боли и ярости — теперь чудится, что я вовсе оглох.

С обнаженным мечом в руке я сбежал по лестнице, переступая через тела павших. Кто-то из этих распластанных пал от молота, но немало пало и от моего меча.

В нижнем зале множество убитых и раненых, наши люди и местная челядь, стараясь угодить новым хозяевам, выносят раненых под божий свет солнца.

В небе торжествующее карканье, вороны слетаются, спеша успеть выклевать еще теплые глаза, напиться горячей крови умирающих. Я оглядел залитый кровью двор, победа далась нелегко, наших полегло немало, раненых отнесли под защиту стены в тень. Там уже появились лекари, священники.

— Всех павших — в одной могиле, — распорядился я. — Гунтер, проследи, чтобы семьи получили пособие в полном размере.

Запыхавшись, прибежал Тюрингем.

— Ваша милость!.. Ульман…

— Что с ним?

— Похоже… он умирает.

— Черт, — вырвалось у меня, — он же только что был вполне…

Священник, что проходил мимо, в ужасе отшатнулся от меня, торопливо перекрестился.

— Сын мой, ты не должен упоминать Врага рода человеческого!

— Простите, отец, — крикнул я на ходу.

Ульман распростерся, огромный, как лодка, в нижнем зале, где отгремела последняя схватка. С него сняли шлем, а доспехи — погнутые, посеченные, с глубокими вмятинами — сопротивлялись, скрежетали, из щелей текла густая вязкая кровь.

Тюрингем сказал торопливо:

— Мы уже думали, что замок очищен, но из кузницы выскочили трое. Ульмана ударили в спину. Мы их порубили, но Ульмана… вот…

Ульман слабо улыбнулся бледнеющими губами.

— Ваша милость… Это был славный день… Никогда еще такой победы…

Я опустился перед ним на колени и опустил обе ладони на покрытый потом и кровью лоб. Слабость пронзила тело, на миг я даже потерял сознание, в ушах тонко-тонко запели комары, затем зрение прочистилось, я все еще на коленях, лицо Ульмана розовеет на глазах, он прошептал, все еще не веря себе:

— Я… не умру?

— Нет, — прошептал я и добавил громче: — Нет, сэр Ульман.

Он смотрел непонимающими глазами:

— Ваша милость…

Я с трудом поднялся, ощутил крепкие руки Зигфрида и Алана, сказал Ульману:

— Встань, Ульман.

Он поднялся, по моему знаку преклонил колено. Я вытащил из ножен меч, тяжелый, как наковальня, вскинул с трудом и опустил кончик лезвия на плечо коленопреклоненного оруженосца Гунтера.

— Достойны рыцари, что получают это высокое звание путем прилежного изучения благородного рыцарского дела, но вдвойне достойны те, кто завоевывает имя рыцаря на поле брани, в кровавой битве, явив пример доблести, отваги и самоотверженности!.. Видит Господь, который держал в своей деснице судьбу этой битвы, видят все участвовавшие в ней, что мало кто сражался так же доблестно, как оруженосец Гунтера Ульман, едва не отдавший жизнь за нашу победу!.. Властью сюзерена трех замков: Амальфи, Амило и… как зовется этот?

— Верден, — торопливо подсказал Гунтер. — Верден, ваша… сэр Ричард!

— И Вердена, — продолжил я, — я, Ричард Длинные Руки, наделяю тебя высоким званием рыцаря. И отныне всякий, кто обратится к тебе, должен прибавлять к твоему имени «сэр». Поздравляю тебя, сэр Ульман! Отныне ты равный среди рыцарей.

Первым обнял и поцеловал Ульмана виконт Теодерих, выказывая, что он, благородных кровей по рождению, искренне приемлет рыцаря, ставшего благородным по доблести. Кровь еще стекала по правой щеке, но уже чуть-чуть, а длинная косая рана над бровью набухла застывающей кровью, багровой, почти черной, отблескивающей, как застывшая смола.

Я протянул к нему руку, но Теодерих отпрянул.

— Сэр Ричард!.. Умоляю, не нужно!

Моя рука повисла в воздухе.

— Почему? — спросил я озадаченно. — На вашу рану, сэр Теодерих, сил уйдет совсем немного.

— Да я не потому, сэр Ричард. Я не хочу, чтобы вы залечили… совсем.

Я повторил несколько глуповато:

— Почему?