Старик замер, я морщился, хотел было послать коня вперед, но уловил предостерегающий взгляд Харальда, да и вспомнил сам, как нечисть любит принимать личины простых путников, мирных странников.
– Кто ты? – спросил Харальд. – Ответствуй правду, иначе…
Старик кротко улыбнулся:
– Я монах из обители святого Леонарда Сайонтиста Блаженного.
– Это мы сейчас увидим, – сказал Харальд. – Стой!
Лучники заехали с обеих сторон и взяли старика на прицел. Я тоже чуть подал коня вбок, чтобы метнуть молот, не задев Харальда. Старик бестрепетно ждал, пока Харальд подъехал вплотную, показал старику крест, брызнул на него святой водой.
– А теперь прочти, – потребовал он, – Аве Мария!
Старик кротко улыбнулся, ответил:
– С превеликим удовольствием. А потом могу исповедать тебя, сын мой…
– У нас есть кому нас исповедовать, – ответил Харальд с угрозой. Он оглянулся, отставший отец Ульфилла изо всех сил подгонял упрямого мула.
Молитву старик прочел уверенно, с чувством, улыбнулся беззубым ртом. Харальд кивнул:
– Ладно, поверим… Хоть никогда не слыхал о таком монастыре… Но как ты можешь в такой жаре? Что у тебя в мешке?
– Одежда, – ответил монах. – И некоторые книги.
Харальд вытаращил глаза:
– Одежда?.. Так чего же ты мучаешь себя… А, у тебя обет?
Монах покачал головой:
– Без одежды проще. Тело мое привыкло, лишний жир вытопился, а кожа да кости переносят зной легко.
– Ладно, – сказал Харальд, – а какая нелегкая тебя несет на Юг? Или ты соглядатай? Вызнал в наших христианских краях что-то важное, а теперь спешишь предать братьев своих?
Я помалкивал, не дело сеньора вмешиваться в дела простолюдинов, но ловил каждое слово. Подъехал отец Ульфилла, вытаращил глаза, побагровел, вскричал страшным голосом:
– Еретик!.. Господа Бога нашего отринул!.. Схватите и убейте!
Монах смотрел на него и всех бестрепетно, Харальд и лучники сделали движение схватить старика, а Тюрингем крепко взял за худое костлявое плечо.
Я проговорил как можно более равнодушно, чтобы любую мою оплошность могли истолковать как небрежность:
– Здесь, в этих странных землях, где вера Христа еще не укрепилась, нам дорог каждый христианин.
Отец Ульфилла заорал в ярости:
– Это еретик!.. Его надо сжечь!
– Здесь не на чем жечь, – ответил я резонно.
– Тогда просто убейте! Не дайте расползтись заразе!
Тюрингем, поглядывая на патера, вытащил меч, повернул голову в мою сторону.
– Когда одолеем нечисть, – сказал я веско, – тогда и будем разбираться, кто из нас жид, кто бритоголовый, а кто и вовсе демократ, не к ночи будь помянуто. А сейчас у нас дружба народов и всех конфессий, ясно?
Все молчали, озадаченные, я спросил Тюрингема:
– Ты знаешь, что такое дружба конфессий?
Он вздрогнул, вытянулся, сказал быстро:
– Дружба конфессий, это когда все конфессии вместе, плечом к плечу, идут дружно и рука об руку… резать неверных!
Судя по лицам, всем определение дружбы конфессий понравилось. Я вздохнул.
– Оставь диссидента. Отец Ульфилла, разберетесь с ним после полной и окончательной! А сейчас каждый солдат в великой битве дорог. Aut vincere, aut mori.
Я благочестиво потупил взор и перекрестился. Отец Ульфилла яростно сверкал очами, но перекрестился тоже, вдруг да я сказал что-то очень уж святое из речей самого Господа.
Тюрингем отпустил старика, я направил коня вперед. Следом застучали копыта. Я не оглядывался, чувствовал, старика не тронут. Как ни велик авторитет Церкви в лице отца Ульфиллы, но власть сюзерена этих земель выше и реальнее.
По настоянию Харальда заехали по дороге в два села, что стоят рядом, довольно людные, огородившиеся как ямами-ловушками между болот, так и крепкими воротами на въезде. Стражу несут двое подростков, но, когда мы приблизились, десятка два мужчин, побросав дела, ухватились за луки и укрылись за высокими заборами.
Харальд издали помахал рукой, привстал в стременах, чтобы увидели и узнали, издали, прокричал:
– Куница, ты еще староста?.. Это я, Харальд! Я снова управитель замка!
Мы ехали шагом, я все ждал, что вот-вот прозвучит крик: «Стой, дальше ни шагу!», однако нам позволили подъехать к воротам, а потом после небольшой задержки створки раздвинулись, загребая землю.
Из-за высоких заборов выглядывают дети, женщины боязливо посматривают из окон, мужчины уже на порогах с топорами в руках, кое-кто даже в доспехах, пусть кожаных, самодельных, однако добротных, из толстых шкур то ли троллей, то ли горных гоблинов, у тех кожа плотнее.
Навстречу вышел крепкий еще мужик, хотя голова и бородка почти белые, даже волосы в распахнутом вороте рубахи серебрятся, однако взгляд бойца, а руки крепкие, жилистые.
Харальд заговорил первым:
– Куница, сэр Гуинг пал в бою. Замок Амило отныне принадлежит сэру Ричарду Длинные Руки, вот он, преклони колени. А я снова, как уже сказал, начальник стражи и управляющий замком, а также всеми землями Амило.
Я покосился в его сторону, но смолчал. Насчет земель ничего не говорил, это Харальд уже присвоил себе сам. То ли с ним надо держать ухо востро, то ли мужик добровольно берет на себя больше нагрузки, чем возложил на него я.