Ричард Длинные Руки – бургграф

– Но сейчас я отправлюсь в город. Тебя оставляю снова за старшего… Не возражать! На этот раз в помощники даю Зайчика. Так что не ревнуй, а командуй им.

Амелия робко сказала сзади:

– Вам нельзя в город. Теперь и вы стали для них врагом.

Маленькая и до крайности испуганная, она смотрела умоляющими глазами и заламывала руки.

– Надо, – ответил я со злостью на самого себя. – Мало ли кем считают меня Бриклайты! Но они – не городская власть. Да и будь даже властью, им надо в чем-то меня обвинить… и даже предъявить доказательства.

Хоть в чем-то преимущества зачатков демократии, мелькнуло злое. Сеньор в доказательствах не нуждается: захотел – и повесил.

Уже в дверях меня догнал ее горестный вскрик:

– Но… зачем? Зачем вам в город?

– Там люди, – ответил я. – Не может быть, чтобы все были против. Нам нужны союзники.

Деревья медленно уплывают за спину, то ли не хотят выпускать меня из сада, то ли я сам подсознательно затормаживаю шаг перед входом на опасную для меня территорию. А может, просто привык к быстрому шагу Зайчика…

На первом же перекрестке меня окликнули. Голос грубый, наглый, я сразу представил себе громадного мужика, толстого и уверенного в своей несокрушимости. Я стиснул зубы и шел дальше, за спиной послышались шаги, догоняют меня двое или трое. Сильные пальцы ухватили за плечо.

– Стой, тебе ж сказали!

Я развернулся и нанес жесткий удар в лицо. Не в челюсть, я не собирался нокаутировать и ломать при этом пальцы, а ударил в нос. Тонкие хрящи ломаются сразу, кровь брызгает такими мощными струями, что у всякого от шока сразу пропадает охота драться. Мужик в самом деле огромный, толстый, массивный, такие почти не дерутся, привыкли, что им уступают дорогу сразу, только посмотрят на них.

Сразу же я нанес второй удар, ребром ладони. У здоровяка лопнули не только губы, но с легким хрустом провалилась внутрь часть верхней челюсти. Двое его дружков оторопели, все должно было развиваться иначе, ну как обычно, когда трое на одного, и начинать должны были они, когда восхотят, когда достаточно разогреют себя руганью и оскорблениями.

Не теряя ни секунды, я жестко ударил второго в челюсть, тот отлетел к стене, а третьему сокрушил, как и первому, нос, что-то мне этот удар начинает нравиться. Мне, с моим ростом и весом, он удается хорошо и сразу выводит из строя противника.

В толпе ахнули, двое еще на земле, третий упал на колени и зажимает обеими руками залитое кровью лицо. Гигант, которого я ударил первым, с жалобными стонами поднялся, но в драку не лезет, а жалобно завывает, щупая окровавленными пальцами сломанный нос.

– Ты… искалечил… меня…

– Заживет, – возразил я холодно, – но в другой раз подумай, перед тем как вот так хватать незнакомого человека.

Я намеренно не сказал «благородного», толпа этого не любит, а так я видел одобрительные взгляды, все на стороне того, кто дерется в меньшинстве.

Через толпу протолкались в блестящих доспехах люди с копьями в руках. Капитан Кренкель, начальник городской стражи, люто выкатил глаза.

– Что здесь происходит?

Он сразу нацелился на меня взглядом хищника. Я смущенно развел руками.

– Эти трое пьяных задирают прохожих. Вы не намерены их арестовать?

Он с подозрением посмотрел на меня, перевел взгляд на них.

– Я бы сказал, что это вы их избили. Тогда арестовать придется вас.

Из толпы крикнули:

– Это они на него напали!

– Сэр только защищался!

– Он прав!..

– Так им и надо…

– Это же Комар и Рваное Ухо с каким-то новым ублюдком! Комар вчера устроил драку на рынке, а три дня тому украл в лавке Блюменталя три раковины!

Кренкель морщился, поворачивался из стороны в стороны, наконец рявкнул:

– Тихо! Никого арестовывать не будем.

– Почему? – крикнули из толпы.

– Эти трое свое получили, – вынес он решение. – А вообще расходитесь, расходитесь! Больше трех не собираться!

Я вскинул руки в победном жесте, одновременно приветствуя толпу, что так тепло ко мне отнеслась, там этот жест понравился, мне закричали одобрительно, я раскланялся и двинулся дальше.

Не такой уж и враждебный мне город, как пытались внушить, не такой уж…

У отца Шкреда лицо скорбное, мученическое, он с порога церкви благословлял проходящих мимо горожан и призывал на них милость Божью, а в ответ те смеялись, строили ему рожи, кто-то запустил в старика огрызком яблока.

Я помахал издали обеими руками. Он смотрел с некоторым испугом. Я кивнул в сторону дома на холме.

– Святой отец, можете помолиться за души четверых разбойников. Которые там, на вершине гряды…

Он взглянул снизу вверх с еще большим испугом.

– Вы… оттуда?

– Да, – ответил я. – Оттуда.

Он сказал нерешительно:

– А был ли среди них сам… Денифель?..

Я кивнул:

– Был.

– Я слышал, – проговорил он нерешительно, глаза его впились в меня неотрывным взглядом, – я слышал… он силен в черной магии.

Я сказал укоризненно:

– Святой отец, любая магия – черная. Попытки разделить на белую и черную, все равно что одних палачей называть добрыми, а других злыми. Согласен, пример не весьма, но… знаете ли, магия – это магия. Так что я вашему оппортунизму весьма и даже вельми удивлен.

Он не отрывал от меня взгляда.