— А сейчас?
Он пожал плечами:
— Сейчас я не молод. Жажда чудесного поугасла. Теперь я помню, что по дороге на Юг, скорее всего, издохнешь от чего-нить. И потому буду гнездо вить здесь.
Мы подняли кубки и молча выпили, каждый за свое, но не успел Торкилстон наполнить по новой, как в раскрытую дверь вбежал взмыленный парнишка. Огляделся, узнал нас и заторопился между столами, на ходу срывая с головы шапку и часто-часто кланяясь.
— Что еще снова... — проворчал Торкилстон.
Мальчишка остановился на почтительном расстоянии, снова поклонился. На меня смотрит с великим почтением и некоторым страхом, как на восставшего из мертвых, коротко поклонился и грозному Торкилстону.
— Простите, — сказал он ломким голосом подростка, — что мешаю обеду... но городской совет очень просит благородного сэра Ричарда соизволить изволить... ага, изволить прибыть... фу... для очень важного...
— Чего? — спросил я. — Опять? — Он отдышался, выпалил:
— Теперь все старейшины в городской ратуше! Вы же сами велели собрать всех, чтобы сказать нечто важное... Пока не начались волнения.
Торкилстон сказал с некоторой завистью:
— Что ж, сэр Ричард... Идите брать бразды тирана. Это стоит обеда.
— Щас, — ответил я. — Быть тираном или диктатором — это всегда быть виноватым, как бы ни трудился. А вот при демократии хоть всё на свете разворуй — никто ни за что не отвечает.
Он озадаченно хмыкнул мне в спину, а я вышел на улицу, вздохнул полной грудью: пахнет морем и парусами.
А еще через четверть часа передо мной распахнули двери в тесную душную ратушу. Небольшой зал заполнен людьми, воздух спертый, значит, без меня уже назаседались, морды усталые и распаренные. Мастер Пауэр встал, приветствуя меня, встали и остальные, хотя многие с великой неохотой.
Я вытянул руки и знаками велел сесть, как наша школьная учительница усаживала нас, сказал еще с прохода:
— Я просил собраться, чтобы выработали договор с избираемым главой города. Чтобы продумали все-все, как ограничить мою власть... да-да, высшего должностного лица, но в то же время и не связывали ему руки. Это я у вас весь из себя такой замечательный, но на моем месте может оказаться проходимец... да и мне может вожжа попасть под хвост, а если у меня будет вся полнота власти — вам мало не покажется! Так что думайте, предлагайте, обсуждайте, а потом подпишем договор.
Я прошел к столу и сел рядом с мастером Пауэром. Ошарашенное молчание длилось долго, потом робко разгорелась дискуссия, пошли предложения, как их совет может ограничивать как мою власть, так и любого проходимца, который постарается захватить власти и влияния больше, чем может позволить себе отдать город, не рискуя потерять безопасность.
В конце концов почтенные граждане едва за бороды не таскали друг друга, соревнуясь в приверженности демократическим ценностям. Дебаты вспыхивали по любому поводу, страсти накалялись, я выслушивал терпеливо и всё одобрял. После того как Бриклайт сумел из выбранного на должность стать тираном и диктатором с неограниченными полномочиями, можно и перегнуть в другую сторону, иначе не выровнять. А тот, кто придет после меня, уже изберет золотую середину... Вернее, его наделят достаточными полномочиями, чтобы мог рулить, а не сидеть в кресле бургомистра декоративной куклой.
Далеко за полночь, уже под утро, когда голова начала гудеть, как церковный колокол на Рождество, я поднялся, пожелал благополучной и плодотворной работы, а сам, дескать, с ног валюсь, покинул ратушу, уверенный, что и до утра будут с жаром обсуждать статьи конституционного соглашения горожан с избираемым бургомистром, где будет четко расписано, что он может, чего нет, а где ему обязаны не подчиняться и даже препятствовать.
Зайчик встретил тихим ржанием, я обнял его за шею, поцеловал и шепнул в подрагивающее ухо:
— Завтра... Представляешь? Уже завтра взойдем на палубу и... Нет, ты не представляешь!
Он дернул ухом и тихонько заржал, топнул копытом. Я вскочил в седло, вдруг подумал, что глаза у Зайчика что-то слишком хитрые. Возможно, он представляет гораздо лучше, что меня ждет на Юге. Возможно, он вообще знает, что и как там...
По дороге заехал в трактир, перекусил, а уже оттуда, кое-как утолив голод, направился через весь город в сторону усадьбы Амелии.
Несмотря на ранее утро, улицу впереди запрудила толпа. Стража пыталась разогнать, но прислушались и, сами потихоньку ошалев, отошли в сторону. Я прислушиваться не стал, сейчас город бурлит, объехал на полном скаку, пугая электорат, копыта бодро простучали по брусчатке. Медленно выдвинулся особняк Бриклайта, толпа у подъезда, я ощутил неладное, подъехал ближе.
На меня оглядывались со страхом, но и со странным выражением облегчения. Я постарался придать голосу властность:
— Что случилось?
Кто-то ответил достаточно дерзко:
— Да вы, ваша милость, наверное, уж знаете! Бриклайт убит.
— Ого, — сказал я. — Что же он так... Обедом подавился?