Ричард Длинные Руки — бургграф

— Не опечален, — ответил я честно. — Это было бы слишком сильно сказано. Мне всю жизнь не ндравилась церковь и всякие там попы. Как не ндравились воспитатели в детском саду, учителя в школе, вообще всякие правила и ограничения. Я хотел быть свободным, хотел ходить по улице с немытыми ушами, а потом и с расстегнутой ширинкой. А церковь постоянно гундела над ухом, что это нехорошо... Сейчас я вот согласен, что это нехорошо, и потому хотел бы, чтобы церковь и дальше гундела о светлом и чистом... правда, другим.

Он развел руками:

— Как видишь, некому. Мне пришлось распустись всех, кто помогал вести службу. Теперь я один. И скорблю всем сердцем.

— Примите мои соболезнования, — буркнул я.

Он взглянул на меня проникновенно, голос как у школьной учительницы, сказал ласково:

— Зайди, сын мой... Исповедуйся, облегчи душу.

— Да не облегчится, — буркнул я.

— Ты сомневаешься в милости Божьей? — спросил священник с укором.

— Нисколько, — заверил я. — Но я считаю, уж прости, святой отец, что церковь должна быть не из камня, а из ребер. Это не значит, конечно, что эти величественные сооружения мне совсем не ндравятся. Совсем наоборот...

Он помедлил, кивнул:

— В твоих словах есть резон, сын мой. Но очень немногие могут держать такую церковь. В смысле, внутри себя. Если тебе удается, то... честь тебе и хвала. Но остальные люди... они просто люди. Им нужно куда-то приходить, чтобы находить слова поддержки и одобрения. Как и осуждения за дурные поступки. Но главное — прощение, ибо Господь милостив. В церкви люди поддерживают друг друга.

— Ну да, — согласился я. — Это как в клубах анонимных алкоголиков. Кто бросил пить или курить, держатся вместе, так им легче. Наверное, и мне было бы легче... Мне кажется, святой отец, что не я, а вы должны исповедоваться. Как докатились до жизни такой?

Он дернулся, затем опомнился и уставился в меня, словно страшился узреть самого посланца не то Бога, не то Сатаны.

— Что ты имеешь в виду... сын мой?

Это «сын мой» он произнес с заметным усилием. Я повел взглядом по сторонам:

— Город, святой отец, велик, а церковь пуста. Я, честно говоря, не ликую, когда толпы придурков прут в церковь, но и когда совсем в нее не ходят — тоже перегиб. Лучше всего золотая середина, как и в женщине с длинными ногами...

Он непонимающе хлопал глазами, а я смотрел на него с тоской, чувствуя разочарование и злость. Но если честно, это у меня самого завышенные требования. Ну где взять сто тысяч умнейших людей среди поголовного стада дураков? Да еще суметь их всех сделать священниками, ведь даже из умных многие стремятся стать королями, герцогами, алхимиками, путешественниками, поэтами...

Так что имеем то, что имеем. Хорошо уже то, что человек хороший. А мог бы оказаться вообще каким-нибудь педофилом. Или даже демократом.

— Спасибо, отец Шкред, — сказал я и вскочил на коня.

Священник перекрестил меня, в глазах глубокое сочувствие.

— Приходи, сын мой. Жаль, что ничего не смог тебе дать.

— Уже дали, — заверил я.

Копыта звонко застучали по брусчатке. Зайчик несет легко и красиво, мускулы играют под тонкой кожей. Я вспомнил огорченное лицо отца Шкреда, мелькнула неожиданная мысль, что он в самом деле что-то дал.

Иначе чего бы я сворачивал к церкви?

Глава 2

Сэр Торкилстон встретил на крыльце, в руке меч, сам в доспехах, лицо злое, изготовился к жестокой схватке со всем миром. Я успокаивающе помахал рукой.

— Всё в порядке! — Он спросил хмуро:

— Что?

— Поговорил с Бриклайтом, — объяснил я. — Мне кажется, если он в самом деле разумный и деловой, то поймет соотношение сил и отступится.

Он покачал головой:

— Шутите?

— А что остается? — ответил я.

— В самом деле, — проговорил он зло, — разве он не видит, что за ним всего лишь город, а нас аж двое, не считая собаки?

— Соотношение в нашу пользу, — подтвердил я, — это видно с первого взгляда. Кстати, не могу поверить, что весь город так уж радостно забросил благородную работу кузнецов или кожевников, чтобы пойти в вышибалы...

Он скривился.

— Лучше поверить. Это уговорить поработать трудно, а отдыхать — только намекни.

— Слаб человек, — сказал я словами отца Шкреда. — А что у вас, были трудности?

Он сказал зло:

— И сейчас есть.

— Что-то с Амелией?

— С нею всё в порядке, — ответил он. — Пришла соседка, напоила травами, уложила. Сейчас спит, даже хорошие сны видит. Так сказала та женщина. Когда ее травы, то сны всегда хорошие. И раны заживают быстрее. Но не всё в порядке здесь... Словом, пока я обходил все комнаты и запирал на всякий случай, какие-то сволочи пробрались в конюшню и увели всех коней. Только моего не тронули. Да и то потому лишь, что был привязан у самого крыльца.

Я задержал дыхание. Возможно, Бриклайт просто не успел отозвать своих псов. В любом случае надо что-то сделать, чтоб вернуть украденное.

Я слез, дал облизать себя Псу, погладил, почесал, сказал убеждающе:

— Сам понимаю, что сейчас бы ты как никогда пригодился!.. Но нельзя оставлять ту бедную женщину и ее детей без охраны. Ты понял?

Он завертел хвостом, объясняя, что ничего не понял и что хочет пойти со мной. Я вздохнул: