— Мы завоеватели, помнишь? Это значит, мы диктуем правила и моду. Потом, конечно, сен-маринскость всех нас подомнет как более развитая социальная структура, но пока…
— А ваши лорды?
— Мои лорды относятся ко мне, — сказал я с гордостью, — по-прежнему, как к вождю и военному лидеру, а не к государю. Сен-маринцы в ужасе, глядя — как они подшучивают надо мной и как держатся бесцеремонно. То же самое, кстати, распространяется и на тебя. Я государь для покоренных!.. Ну, еще мои армландцы мне кланяются и зовут пышно в присутствии посторонних, дабы не умалять и не подавать дурного примера…
— Понятно.
Я обнял ее за талию, с удовольствием чувствуя, что, несмотря на тугие мышцы, это все-таки нечто женское, увлек в сторону дворца. Она пошла рядом, стараясь попадать мне в шаг.
— Боудеррия, — сказал я, — у нас с Вильярдом отношения все еще чуточку натянутые, я не рискнул спрашивать, как там у него дела.
— С Алонсией? — спросила она.
— Ну, и с нею тоже.
Она насмешливо сощурилась.
— Все еще жалеете, что ускользнула?
— Как можно, — испугался я. — Разве с тобой какая женщина сравнится?
В дверях слуги посмотрели на нее оторопело, потом на меня, поспешно распахнули перед нами створки.
Она хмыкнула.
— Алонсия таскалась за ним всюду и видела все его битвы. Даже дважды пришлось драться, когда к нашему лагерю прорывались враги… Но когда захватили Шальксберг, Вильярд оставил ее там под охраной из десятка воинов, а сам продолжил воевать, пока труп последнего варвара не сбросили в море.
Я сказал довольно:
— Отлично. Вильярд вернется к ней из Геннегау с хорошими новостями. Здесь никто не знает, что он сын плотника и крестьянки… а если и узнают, то что? Уже граф. С огромнейшим поместьем, даже город есть… А дети будут потомственными дворянами… Ну, а что ты? Почему не осталась с Алонсией?
Она пожала плечами.
— А зачем?.. Раньше она была одинокой и беззащитной, а теперь Вильярд не дает на нее и пылинке упасть. А замок охраняют воины, что считают его своим господином. Сам город, кстати, хоть и варварский, но богатый.
— Значит, — сказал я, — ты решила оставить там службу.
Она помолчала, затем посмотрела мне в глаза твердым взглядом.
— Да.
— Правильный выбор, — сказал я.
— Правда?
— Еще бы, — подтвердил я. — Все, что мне на пользу, правильное. Все, что на пользу другим — неверный выбор, такого товарища нужно деликатно поправить. Если не поймет, можно неделикатно.
— Это как? — спросила она. — Молотом по голове?
— Или головой о молот, — ответил я. — Как гуманист, я всегда даю себе возможность выбора. Не всегда же казнить, можно просто повесить… В общем, ты моя гостья, ходи, присматривайся, а когда что-то надумаешь, только скажи. Жаль, что я совсем погряз в политике и хозяйствовании, а то бы мы с тобой тут всю посуду побили… Но, увы, погряз!
Она покачала головой.
— Не представляю. И надолго?
— Навечно, — ответил я грустно. — Правда, завтра утопываем на справедливую и священную войну, а так все скучный менеджмент. А битвы, сражения, бои, захваты замков, схватки с драконами, ограми, демонами и прочей ерундой… так редко, что и упоминать не стоит.
— Ну да, — сказала она понимающе, — не чаще раза в день?
— Хуже, — ответил я. — Не чаще раза в сутки!
Она фыркнула:
— Как же вы живете в таком тихом болоте?
— Зато я как бы король, — сказал я хвастливо.
— Как бы?
Я кивнул.
— Здесь. А там на севере я фактически король. Здесь же передаю абсолютную власть демократическим путем на основании строго прозрачных и умело подготовленных выборов, прислушиваясь к народному волеизъявлению высших, средних, полусредних и даже мелких лордов.
Перед дверью главного зала я остановился, поймал взглядом всегда настороженного и взъерошенного барона Эйца, начальника охраны дворца, кивком подозвал ближе.
— Дорогой барон, — сказал я. — Это леди Боудеррия, прекрасная и нежная дама, очень чувственная и чувствительная, поэтому устройте ее при дворце так, чтобы ни в чем не знала неудобств.
Он поклонился, но на Боудеррию поглядывал с недоумением.
— А каковы предпочтения у самой… леди?
Боудеррия буркнула:
— Охапку сена на полу. Но можно и соломы.
Он сказал с облегчением:
— Леди, я с великой радостью подыщу вам самое удобное помещение во дворце. Правда, оно на самом верху, это шестой этаж, но, думаю, для вас не составит труда вылезти в окно и спуститься по стене.
Она взглянула на него с подозрением.
— С чего мне в окно?
Он пробормотал:
— Ну, так почему-то почудилось… Вдруг ночью станет скучно, восхочется побродить по темным улицам… А такие мечи, как у вас, уже однажды видел… Да и ваше знакомство с его высочеством говорит в пользу такой дикой идеи…
— Гм, — проговорила Боудеррия задумчиво, — значит, вот какая у сэра Ричарда репутация… Надо от вас обоих держаться подальше.
— А не поздно? — спросил я и, притянув ее к себе, звонко поцеловал в губы. — Дорогой барон, покажите нашей валькирии ее апартаменты. Но не увлекайтесь!
— Не рискну, — пообещал он.