Ричард Длинные Руки — фюрст

— Ваша светлость, — сказала она тихо, — я осмеливаюсь порекомендовать на это время мою лучшую подругу занять мое место, я о ней вам уже говорила, Лилионну.

Я вроде бы порылся в памяти, так надо, хотя сразу вспомнил ту сочную красотку, с зовущим телом, наполненным словно бы густым теплым молоком и горячим медом.

— Эта которая… ага… я ее недавно видел в саду.

— Она вполне сможет меня заменить, — пообещала Хорнегильда. — Высокое происхождение, благородное воспитание, учтивость… а внешность вы могли оценить с первого взгляда.

Мне показалось, что по ее губам проскользнула едва заметная улыбка, но глаза оставались серьезными.

— Гм, — сказал я, — ну, если вы ненадолго…

— Постараюсь, — пообещала она, — леди Лилионна сумеет принять ваших высоких гостей и занять их при дворе, уверяю вас!

Я кивнул.

— Хорошо, леди Хорнегильда. Желаю вашему отцу скорейшего выздоровления!

— Ваша светлость…

Она снова присела в поклоне и, не поднимая головы, пошла к двери.

Сэр Жерар дважды заглядывал с обеспокоенным лицом и встревоженными глазами.

— Ну что? — спросил я сварливо. — Не сплю и другим не даю?.. Хорошо-хорошо, заканчиваю.

Он сказал смущенно:

— Ваша светлость, вы не так поняли…

— А как надо?

— Токмо беспокойство за ваше драгоценное здоровье… гм…

— Да, конечно, — сказал я и поднялся. Суставы сладко затрещали. — Доброй ночи, сэр Жерар.

— И вам, ваша светлость.

— И еще, сэр Жерар, — сказал я весомо, — корова не дает ни молока, ни мяса, то и другое у неё отбирают, не спрашивая. Налоговая система никому не нравится, даже налоговикам, но куда от нее деться? Так что следите за этим очень тщательно, сэр Жерар. Казна должна пополняться за счет налогов, а не за счет прямых и прочих понятных грабежей.

Он кивал, не записывая, у меня стойкое подозрение, что у него память не хуже моей.

— Спокойной ночи, ваша светлость!

Глава 16

Короли всегда окружали себя сладкоголосыми певцами и музыкантами, в то время как герои сражались за страну на границе, отражали вторжения врагов и сами водили ответные рейды в глубь вражеской территории.

Однако певцы, воспевая героев, как требовали короли, медленно и осторожно принижали их роль, а свою, напротив, приподнимали. И в конце концов все эти музыканты, актеры, певцы стали из слуг хозяевами, уже они ездили в роскошных каретах, покупали себе дворцы и замки, уже не их вызывали во дворцы, чтобы актеры дали представление, а прежние любители искусства теперь вынуждены были ездить во дворцы актеров…

Я проснулся, некоторое время хлопал глазами, слыша далекие звуки лютни, потом сообразил, почему приснились именно певцы и музыканты, мозг работает и ночью, трудяга, в отличие от меня, вот и сейчас ищет вариант, как и актеров не обидеть, и не дать им сесть на голову, все-таки не актеры должны задавать вектор обществу, как кое-где, не буду указывать пальцем, практически получилось.

Я вылез из постели, в соседней комнате услышали скрип кровати и выстроились полукругом. Я вошел, увидел склоненные головы, пробурчал:

— Всякая ерунда снилась… зато отыграюсь на вас.

Пока одевали, я успел продумать налоговые льготы для открывателей новых рудников, а также послабления гильдиям плотников и столяров, если работают над госзаказами, с государства много не получишь, нужны добавочные пряники.

Затем я перешел в свой кабинет крупного государственного деятеля, посмотрелся в зеркало, да, в самом деле крупный, сделал себе чашку крепкого кофе и сел за бумаги.

Вскоре дверь распахнулась, вошел сэр Жерар. Дверь он оставил открытой и, придерживая ее одной рукой, с достоинством поклонился.

— Ваша светлость… отец Павел!

Я кивнул, не отрывая взгляда от большого рисунка на листе бумаги во всю столешницу. В распахнутую дверь вошел человек в сутане, поклонился замедленно. Я, не поворачивая в его сторону головы, указал на кресло на той стороне стола.

Он прошел и сел, лишь тогда сэр Жерар вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Священник остался сидеть тихий, как мышь, я закончил прорисовывать борт галеона по памяти, выделил жирной чертой жесткие шпангоуты и тогда лишь повернулся к отцу Павлу.

Мне он сразу показался похожим на церковную крысу, и хотя я этих церковных никогда не видел, но представляю именно такими: мелкими, сгорбленными, с бегающими глазками и нервными суетливыми движениями, злобными по самой натуре, когда все вокруг большие и сильные, обижают одним своим видом, преисполненным превосходства и пренебрежения, и в ответ можно лишь быстро укусить и спрятаться в норку.

Или, подумал я, за спину более сильного зверя.

— Отец Павел, — сказал я, — мне вас порекомендовал великий инквизитор отец Дитрих в качестве личного духовника и поверенного в некоторых делах. В миру ваше имя, если не ошибаюсь…

Я сделал намеренную паузу, он подсказал торопливо:

— Фридрих фон Фридрих, ваша светлость!