Ричард Длинные Руки – император

Филигоны, подумал, высшая… нет, просто высокая ступень развития, даже более высокая, чем человек, показывают, что разум вообще-то не является непременным венцом высшего развития. По ним видно, что продолжать развиваться можно, вовсе не обретая разум. Несколько миллионов лет тому они еще были млекопитающими, чем-то похожими на высших обезьян, питекантропов или даже на кроманьонцев, но как-то не сработала мутация, остались нормальными и здоровыми животными, а потом эволюция вывела их на более высокую ступень, чем просто млекопитающие.

И вот, будучи неразумными, полностью превосходят нас, людей, по физическим и психическим данным, а их инстинкт не уступает нашему изощренному разуму. Страшно подумать, что вот они обретут разум…

Хотя, впрочем, можно предположить, что, не обретая разум, через сто миллионов лет эволюционируют в совершенно новый класс, возвышающийся над филигонами, как млекопитающие стоят выше земноводных.

Норберт остановился впереди, прикрыл глаза ладонью. Я заспешил к начальнику внешней разведки, уже ощущая жар пересушенного воздуха.

За поворотом распахнулось пространство кипящего расплавленного металла. Медленно и бесшумно приподнимаются некие оранжевые глыбы, без плеска уходят вниз, оставляя неторопливые багровые волны, что почти не двигаются, неспешно опускаясь и сливаясь с поверхностью.

Норберт смотрел исподлобья, Альбрехт догнал нас, громко охнул:

– Снова колдовство?

– Магия, – возразил я авторитетно. – Высокая! Вон Карл-Антон подтвердит.

Альбрехт даже не стал оглядываться на человека презренного рода занятия, только перекрестился и пробормотал «Аве Мария», традиционную рыцарскую молитву. Ни один мужчина не станет просить помощи у Господа или архангелов, это унизительно, а вот обратиться с молитвой к всегда молодой, красивой и все еще дразняще девственной женщине – другое дело, все равно помочь ничем не сможет, зато тем самым признаешься в отсутствии гордыни.

– Это самопроизвольно, – сказал я, тут же уточнил: – Сам Маркус химичит. В смысле, ремонтирует себя, лечит, проверяет, диагностирует, развлекает, смешит…

Он промолчал с самым озадаченным видом, а Норберт деловито уточнил:

– А филигоны?

– А они только пассажиры, – объяснил я. – Может быть, Маркус сюда сам по себе прилетает?.. А они только пользуются случаем прилететь и нахватать перед уничтожением?.. Темна вода во облацех, сэр Норберт!

– Ох как темна, – ответил он со вздохом. – Вернемся или обойдем?

– Не вижу путей обхода, – сказал я, – придется вернуться на один-два зала назад, я там видел и другие коридоры.

– Туннели? – уточнил он.

Я отмахнулся.

– Да хоть норы. Это я из политкорректности, на той случай, если Маркус слушает.

Он улыбнулся шутке, но я и сам не знал, шутка ли.

Я торопился, но, видимо, недостаточно осторожно, все обгоняют меня, но помалкивают, лишь Норберт спросил шепотом:

– Ваше величество, зачем так осторожничаете?.. Видно же, что впереди никого!

Я огрызнулся:

– Полагаете, видим все?

Он всмотрелся вперед и по сторонам, все просматривается на сотню шагов, куда ни взгляни.

– Ну да…

– А вы видите, – спросил я тихо, – где у меня чешется?.. То-то. Здесь могут быть ловушки, сигнальные датчики, камеры слежения…

Он переспросил:

– Имеете в виду невидимых… собак?

– Примерно, – ответил я.

– А-а-а, – сказал он, просияв, – слышал, в замках ставят самострелы, что бьют по чужакам. А еще плиты проваливаются и падаешь в подземелья на колья…

– Да, – сказал я, – да. Только здесь не совсем самострелы и не совсем колья. Но вы правы, гадости еще впереди. Другого уровня.

Он насторожился и замедлил шаг, а я продолжал склоняться к варианту, что Маркус все-таки живой. Кто знает, какая жизнь возможна в просторах и за просторами, а то и в другой Вселенной?

Похоже, он просто не понимает, что происходит, иначе бы мигом уничтожил нас, вторгшихся за его то ли петами, то ли симбионтами. Или бактериями.

– Наша задача, – сказал я вслух. – Нужно не просто уничтожить филигонов, а уничтожить быстро.

Тамплиер проворчал:

– В любом случае нужно уничтожить быстро. Я не хочу пропустить мессу.

– Значит, переводим дух, – сказал я и через мгновение спросил: – Уже перевели?.. У кого остался греческий огонь?

– У меня, – ответил Сигизмунд.

– Запасливый, – произнес Тамплиер то ли с одобрением, то ли с осуждением. – Женить пора.

Сигизмунд посмотрел на него с обидой. Норберт сказал Тамплиеру с укором:

– За что вы его так, доблестный сэр Тамплиер?

– А что, – проворчал Тамплиер, – пусть и он помучается. А то думает, что самое трудное – это война с филигонами!

Боудеррия сказала впереди:

– Дверь!

Я насторожился: это первая дверь за все время, не считая внешних, да еще тех странных, что сходятся диафрагмами.

– Стоять, – сказал я. – Не приближаться, а то вдруг распахнется… Да-да, может сама распахнуться!

– Маркус распахнет? – спросил Кенговейн.

– Да, – ответил я, – Маркус. Или филигоны, вам-то какая разница, мыслители?.. Главное, успеть швырнуть в щель пару бутылей с греческим огнем.

Карл-Антон сказал быстро:

– Запас на исходе. Может быть, хватит одной?