Ричард Длинные Руки — князь

— Он мог бы и рассказать по дороге, — прорычал он раздраженно, — что наш Древоград вдвое больше его, так сказать, столицы, ха-ха! И мы уже давно не кочуем.

Квентин подтвердил:

— Давно. Очень давно! Еще с прошлого лета.

Шварцкопф метнул на него злой взгляд:

— Уже лет десять! А то были мелкие откочевки, подвижки. Столица же на месте уже второй год!

— В прошлый раз у тебя столицей был Корнефильд, — заметил Квентин, — но это неважно. Главное, мы встретились с тобой, обсудим заодно, почему твои разбойники начали все чаще вторгаться в мои земли? Разве мы уже враги?

Шварцкопф изумился:

— Мои разбойники? А не твои лезут в мои земли, где уже трижды за это лето угоняли скот?

Я сказал тепло:

— Пойдемте в дом, если там успели подмести. Может быть, нас даже накормят.

Квентин сказал ехидно:

— Вообще-то я еду взял. Болотники всегда были скупыми.

— Не скупыми, — огрызнулся Шварцкопф, — а экономными. Прошу вас, там уже накрыт стол. Со вчерашнего дня.

Квентин остановился.

— Тогда там все прокисло! И протухло.

— Стол накрыли! — повторил Шварцкопф. — Скатертями!.. А еду принесут, когда сядем.

— Прости, — сказал Квентин, — я просто не знал, что и вы теперь почти как люди. Идем, идем…

Перед нами распахнули ворота, все кланяются, но кто как, и все смотрят блестящими от любопытства глазами, в воздухе дух перемен, хотя никто не знает, чего ждать и чего бояться.

Шварцкопф ведет меня с достоинством, но поглядывает ревниво, я вдвое моложе, но уже правлю Варт Генцем, значит, не только ростом выше на палец, но и явно сильнее…

Внутри я с любопытством огляделся, здесь можно не блюсти королевское достоинство, я как бы на этнографической экскурсии по эпохе деревянного зодчества, нужно успеть осмотреть, пока окончательно не исчезло под напором каменных строений.

Дворец в самом деле дворец, хоть и весь деревянный: просторный, в три этажа, с высокими потолками и множеством комнат для гостей, но на первом этаже широко раскинулся, распихнув в стороны стены, громадный зал, прибывающие на съезд вожди точно поместятся легко, еще и останется свободное место.

Шварцкопф показывал все с гордостью, потом к нему подбежал один из старших слуг, торопливо пошептал на ухо, и Шварцкопф, кивнув, повернулся к нам.

— Там уже накрывают на стол, — сказал он и метнул злой взгляд на Квентина, что раскрыл было рот и тут же со стуком захлопнул. — Пойдемте, пока не остыло…

Еще с порога я уловил сильный аромат наваристой ухи, а Шварцкопф с удовлетворением посмотрел, как у меня задвигались крылья носа.

— Это красноперая белорыбица, — сообщил он гордо. — Только у нас и водится!

— Запах удивительный, — сказал я, — бодрящий даже…

— А что будет, — проговорил он загадочно, — когда отведаете…

— Уже предвкушаю, — сказал я и потер свои лапы. — Ох, и наемся же на три дня вперед.

— Можно на две недели, — сообщил он серьезно. — Правда-правда!.. За нею это свойство давно заметили. Жаль только, поймать непросто.

Двое дюжих парней внесли массивный котел с ручками, из-под толстой чугунной крышки вырываются струйки ароматного пара. Неуклюжие слуги, расторопности которых мешают богатырские плечи и толстые руки, со стуком поставили перед нами троими большие глубокие миски.

Один поднял крышку, оттуда повалил пар, словно там все еще кипит, а умопомрачительный запах растекся по всему залу и заставил мой желудок подпрыгнуть и приготовиться хватать, как Бобик, все, что будет падать сверху.

Повар зачерпывал и ловко наливал огромной поварешкой в миски, не проливая ни капли. Я уже держал деревянную ложку в руке и с нетерпением ждал, когда эта черепаха закончит, и едва он перенес внимание на миску Квентина, я тут же зачерпнул эту густую наваристую уху, где плавают мелкие куски белого мяса и некая зелень.

Шварцкопф посматривал горделиво, его миску заполняют последней как хозяину, успел с наслаждением полюбоваться, с каким аппетитом ем я, обжигаясь и кривясь, но работая ложкой все быстрее и быстрее.

Да и Квентин, хоть и соперник, но отдал дивному блюду должное: молча и не глядя по сторонам, ест с аппетитом, не отвлекаясь, целиком погруженный в смакование дивного блюда.

Я не отвлекался, пока ложка не начала скрести по донышку, а Шварцкопф, что все наблюдал за мной счастливыми глазами, сказал с чувством:

— Как же люблю, когда у людей хороший аппетит!

— Смотря на что, — ответил я. — Когда такое блюдо, я даже не знаю, как можно не наброситься!

Пустую миску забрали и тут же поставили широкую с низкими краями, а на нее выложили крупную рыбину, хорошо проваренную, с отслоившейся кожей.

Я подумал было, что уха на первое, а эту же рыбу на второе — вроде бы чересчур, однако ноздри уже ухватили сильный призывный запах, я взял первый ломоть и, еще не забросив в пасть, ощутил, что нет, не чересчур.