— Что ж, вы приняты. Но я не собираюсь вам в чем-то облегчать жизнь. У меня своих дел хватает. А вы барахтайтесь сами, как знаете и как можете.
Она легко вскочила в седло, развернула коня.
— Ваше высочество! Ваше великодушие настолько велико, что вы даже забыли тут же, как спасли меня от похитившего меня могучего мага. Потому моя жизнь принадлежит вам…
— Она принадлежит Зигфриду, — возразил я с неудовольствием. — И спасал я вовсе не вас, а то… гм… что отстаивал Зигфрид. Ну а теперь… все в лагерь!
Я пустил арбогастра в галоп. Они некоторое время неслись позади, но когда дорога расширилась и впереди за поворотом показался и начал увеличиваться наш лагерь, Зигфрид догнал меня и некоторое время держался рядом, поглядывая со смущением и неловкостью.
— Ну что еще? — спросил я.
— Спасибо, — крикнул он. — Поверьте, она хороший человек!.. Она предана мне, а теперь и вам!
Я проговорил навстречу ветру:
— Кроме самых любимых и преданных женщин, как говорится в одной песне… Преданность, как видишь, ценится выше всего, а красота, ум и остальное… вообще не упоминается. А они, дуры, говорят, что нам только их сиськи нужны!
Глава 11
В лагере тишина, последний переход был очень тяжелым, все отдыхают, только конников Норберта не видать, я их еще вчера отправил навстречу отставшему обозу, тому еще двое суток подтягиваться к нам по размытым дождем дорогам.
У моего шатра у костра с воинами сидит Хреймдар. Завидел меня, вскочил и поклонился.
Я жизнерадостно приветствовал еще с седла:
— Да здравствуют работники духовного корыта!.. Что нового, почем опиум для народа?.. Ах да, это к Геллерию…
Хреймдар оглянулся.
— Он был только что здесь. Позвать?
Я соскочил на землю, передал повод коня в руки набежавшим воинам, как сделали и Зигфрид со Скарлетт.
— В другой раз. Что знаешь о короле Иоанне-Георге?
Он подумал, посмотрел в недоумении.
— Ничего особенного. Заурядный король.
Я кивнул в сторону шатра.
— Пойдем, расскажешь о его заурядности. Я люблю слушать о таких, сам сразу становлюсь еще незауряднее и даже красивее. Может быть, еще и петь смогу. Хотя да, я ж уже пою, но пока еще хреново.
В шатре уже расставлены стол, стулья и даже ложе, а на столешнице два кубка и кувшин.
Хреймдар ухмыльнулся.
— Знают ваши вкусы?
— Значит, — сказал я, — тоже считают меня заурядным… что меня, конечно же, устраивает. Садись, рассказывай. Но если снова заговоришь о Зачарованных местах — прибью на месте. Я — принц, но не какой-то изгнанный и скитающийся, а вождь! По Зачарованным Пятнам пусть ходят извозчики, они тогда на что?.. Кстати, у короля я заметил очень странную печать…
Он внимательно и с профессиональным интересом смотрел, как в кубке перед ним появляется густое красное вино, принюхался, осторожно попробовал, лицо расплылось в довольной усмешке.
— Вы уверены, что это… паладинье?
Я ответил осторожно:
— А кто определяет способности паладина, когда он становится лордом?..
— Лордом?
— Да, — ответил я. — Паладинов в мире горстка, и все люди знают, что они могут лечить соратников, отдавая им часть своей жизни. Собственное, абсолютное большинство паладинов ничего больше и не умеют, они воины Истины, им другое и не нужно.
— А вам?
— Уместный вопрос, — пробормотал я. — Я из тех, кому нужно больше. Потому и умею больше.
Он прищурился, я думал, что смолчит, но между нами уже установились достаточно доверительные отношения, и он проговорил осторожно:
— А это честно ли, что часть паладинов использует в личных целях и то, что можно назвать нечестивой магией… Нет ли тут опасного сползания во Зло, как вы это называете?
— Есть, — согласился я. — Потому и нужно удерживаться. Человек слаб, он почти всегда выбирает простые и прямые дороги.
— Однако…
— Что «однако»? — спросил я.
— Простите, — сказал Хреймдар, — мне показалось, что вы это произнесли или собирались произнести.
Я сказал сердито:
— Если уж вам так хочется, то однако сильным позволено всегда больше, чем слабым!
— Ладно-ладно, — сказал он поспешно, — я вовсе не собирался сказать, что вы куда-то обязательно сползете. Это слабые сползают, хотя и уверены, что они сильные, потому никуда не ползут, но вы действительно сильный, потому остаетесь паладином, несмотря на свое весьма тесное знакомство с магией… Однако мне кажется, Церковь не всегда будет закрывать на это глаза.
Я скривился.
— Еще бы. Как только перестанет во мне нуждаться так же сильно, как нуждается сейчас.
— Но вы…
— Угадали, — ответил я. — Постараюсь что-то придумать.
— Как-то вывернетесь?
Я покачал головой.
— Просто вывернуться из-под удара — это уронить свое рыцарское достоинство. Постараюсь вывернуть из-под удара всех. Возьмите эти вот пирожные, вы таких еще не пробовали.
Я насоздавал ему целую гору, и пока он охал, наслаждаясь дивным вкусом, прислушивался, как эта неотвязная мысль грызет голову, даже долбит, как трудолюбивый дятел. Начал я, как и положено, весьма радикально, восторженно и в полном согласии с Церковью. И без всякого намека на то, что может быть не права…