Ричард Длинные Руки — ландлорд

— Благодарю. Хочу согласиться, что у вашего мужа были причины примкнуть к мятежу против короля. Но у вас их... нет. Я не говорю уже о том, что мятеж подавлен, заговорщики уничтожены, а кто и вовсе казнен... благородные люди не руководствуются такими низменными соображениями, как безопасность. Гораздо важнее то, что, если бы заговорщикам удалось свергнуть короля, новая знать перераспределила бы королевство. Вашему мужу достался бы и титул повыше, и земель побольше, да и место при дворе было закреплено на все поколения... Но, простите, за что воюете сейчас вы?

Она ответила горячо:

— Барбаросса — тиран!

— Все короли — тираны, — сообщил я. — Только одни грамотные, за это их называют просвещенными монархами, а другие — нет, за что их называют великими полководцами. Преимущество нового короля лишь в том, что он разделил бы королевство между своими сторонниками, вернее, сообщниками, если уж говорить прямо.

Она пристально посмотрела на меня.

— Зачем вы все это мне говорите?

Я ощутил опасность, улыбнулся как можно беспечнее.

— Мне со стороны виднее. Еще день-два, и я поеду дальше. Что бы здесь ни случилось — меня не коснется. Но вы были так добры ко мне, потому мне не хотелось бы, чтобы вами пользовались...

Она чуть возвысила голос:

— Мной никто не пользуется!

— Хотелось бы верить, — сказал я виновато. — Простите, леди Беатриса, но вам в самом деле лучше выйти из этой безнадежной войны. Сейчас Барбаросса не в состоянии послать против вас войско, но пройдет какое-то время, и он это сделает.

— Мы не боимся...

— Это да, конечно. Но я не вижу смысла в продолжении мятежа. Теперь уже ясно, что свергнуть Барбароссу не удалось. Какой смысл лить кровь? При любом короле надо платить налоги, посылать своих воинов по его приказу на войну...

Она нахмурилась, затем вздернула подбородок и произнесла с неподражаемой надменностью:

— Есть такое понятие, как честь. Слышали?

Я усмехнулся.

— Как-то краем уха. И даже пришлось повесить пару проходимцев, которые пытались спекулировать этим понятием.

Она вряд ли поняла, что такое спекулировать, но по моему тону сообразила, что я вообще-то за честь тоже, но только как-то по-другому, предпочитаю о своих особенностях не распространяться. Наверное, из несвойственной мне скромности. Или обет такой у меня.

— Скажите, — спросила она неожиданно, — вы нарочито избегаете людей нашего круга?

— Нет, — сказал я, — просто мне как-то неинтересны проблемы дворцовых интриг или вашего замужества. А возможность чему-то научиться не следует пропускать мимо. Это я о гончарном деле, которое вы почему-то презираете.

Она прикусила губку, в глазах непонимание, но и живейший интерес.

— Вы странный рыцарь, сэр Светлый. От вас никогда не знаешь, что ожидать.

Я широко усмехнулся.

— В одном можете быть уверены твердо, леди Беатриса. Я не третий лишний в круге ваших женихов и даже не четвертый... Мне посчастливилось вообще в него не вляпаться.

Она в ответ улыбнулась достаточно искренне и, как мне показалось, с облегчением, что меня все же задело.

— Спасибо. Хоть вас не буду опасаться.

— Да и вам не стоит спешить, — сказал я. — Выходя замуж, женщина меняет внимание многих на невнимание одного. А зачем вам такая унылая перспектива?

Она улыбнулась.

— Вы еще оптимист. Но что делать, замок у нас маленький, порядочной женщине, кроме как замуж, и выйти-то некуда!

— Это верно, — согласился я. — Но можно и в стенах замка чувствовать себя счастливой?

Она ответила серьезно:

— Меня больше пугают стены монастыря.

Я промолчал, она настолько привыкла управлять всеми владениями, что не мыслит иной жизни, а какой муж это потерпит? С бароном де Бражелленом иначе, он сам постепенно переложил на ее плечи всю скучную работу, а здесь новому мужу придется смириться, что не он хозяин! Но пока до эмансипации далеко, у женщины есть только право сопеть в тряпочку.

Я развел руками.

— Если бы я мог чем-то помочь. Увы...

Глава 8

Утром воздух так свеж и чист, будто за ночь исчез вовсе. Я даже сквозь привычный шум со двора расслышал царапанье когтей по крыше, гортанные голоса то ли горгулий, то ли других ночных птиц, что не успели убраться в лес до рассвета и устраиваются на ночь. Со двора в окна заползает наваристый запах пшенной каши со старым салом, я уже научился различать, когда с молодым, когда ее старым: запах либо едва различим, либо такой густой, что если не топор, то белье на него вешать можно.

Слуги с утра готовили коней, рыцари выходили празднично разодетые, яркие, кичливые, разбирали коней. Когда все собрались, появилась леди Беатриса, ей вывели ее любимую лошадку, резвую тонконогую кобылку, удивительно красивую и вроде бы понимающую, что ею восхищаются.