Ричард Длинные Руки — ландлорд

Я учтиво поклонился уже обоим и пошел дальше. Леди Беатриса, несколько задетая такой небрежной передачей из рук в руки, пару мгновений выжидала, я чувствовал ее взгляд на затылке, но я не вернулся, а пошел в дальний угол двора, заприметив гончара с его нехитрым станком.

Мальчишка принес в мешке сырую глину. Рядом с гончаром деревянное корыто, время от времени он запускал туда облепленную глиной пятерню и зачерпывал новую горсть. Я засмотрелся, как он мерно нажимает ногой на доску. Система ремней вертит перед ним столб с крышкой, а гончар только легко касается мокрой глины, и та мгновенно меняет форму, становясь то приплюснутой миской, то высоким кувшином.

Мне показалось, что гончар сам еще не решил, что сотворить на этот раз. Так бывает, когда заказа нет, а самому трудно решиться на что-то определенное: вдруг такого товара на рынке будет полно...

Я понаблюдал, в голове оформилось наконец понимание, почему я пришел именно сюда.

— Долго учился? — спросил я.

Он ответил с поклоном:

— Всю жизнь, ваша милость. И сейчас учусь.

— Ну да, новому надо учиться. Ты прав. Я хочу научиться делать чашку. Покажешь?

Он в великом удивлении даже глину выпустил из рук, и та стала расплываться лепешкой.

— Да зачем вам, ваша милость? Скажите, все сделаю!

— Да мне вожжа под хвост попала, — объяснил я. — Изволю — и все тут. Держи!

Я бросил ему золотой, он ловко поймал, несмотря на растерянность, испачканными в глине руками. Я жестом согнал его со стульчика, он торопливо уступил мне место, я осторожно опустился на ветхое сиденье.

Глина под моими пальцами сразу же начала менять форму, но я забывал давить на педаль, все останавливалось, гончар суетился вокруг, показывал и подсказывал, мимо проходили челядинцы и втихомолку улыбались. Прошли двое дворян, поулыбались, но, едва я бросил в их сторону грозный взгляд, торопливо сделали вид, что смеются над конюхом, неумело гоняющим лошадь.

Чашка начала получаться после получаса безуспешных попыток. Еще час я потратил на то, чтобы научиться делать маленькую чашку, большую и еще больше. Затем поставили сушить. Гончар рвался научить меня делать чашки для знатных господ, у меня талант делать глиняную посуду, я отмахнулся: сойдет.

Когда чашки высохли, я долго держал их в руках, запоминая все ощущения, все чувства, которые вызывают у меня прикосновения сделанного своими руками из простой глины, именно из простой, которая везде под ногами.

Леди Беатриса, то ли доложили, то ли случайно проходила мимо, хотя я в эти случайности плохо верю, с любопытством оглядела мои испачканные глиной по локоть руки.

— Готовитесь оставить рыцарское ремесло, сэр Светлый?

— Заметно?

— Еще бы!

— Может быть, — сказал я с задумчивости, — и стоит... Сниму доспехи, уйду в скитания, как святой отшельник, буду питаться подаянием... Стану святым, будете мне поклоны бить.

Она поморщилась.

— А зачем ремесло гончара?

— А если на халяву не покормят, — рассудил я, — смогу заработать!

— Вы практичны, сэр Светлый, — сказала она с отвращением. — И слишком предусмотрительны. Такие святыми не становятся.

— А какие?

Она в затруднении наморщила лобик.

— Святые... это такие же неистовые, как и лучшие из рыцарей! Они не думают о том, покормят их или не покормят, они идут на подвиги с чистым сердцем без страха и мыслей об отступлении!

— Ну, совсем как я, — сказал я гордо. — Леди Беатриса, вы в меня уже влюбились?

Она скривилась, будто хлебнула уксуса, да еще и в говно вступила, отвернулась и пошла прочь. За нею, хихикая и стреляя глазками, пошли ее благородные девицы и еще целая толпа рыцарей и вельмож.

Я пошел к колодцу, там мне полили на руки, смывая глину, поулыбались над причудами лорда. Пока я вытирался, появился сэр Растер, огромный и толстый, как тролль, пошел через двор, угрожающе растопырив локти и поглядывая по сторонам.

Увидев меня, небрежно махнул рукой. Я посмотрел вслед леди Беатрисе, они направились к широкой скамейке под сенью раскидистого дуба, граф Росчертский собственной шляпой смахнул опавшие листья. Леди Беатриса поблагодарила кивком, и, едва она села, все постарались расположиться к ней поближе: кто сел рядом, кто встал за спиной. Граф Росчертский и барон Байер вообще преданно сели на землю у ее ног.

Я поинтересовался:

— Сэр Растер, я почему бы и вам не поучаствовать в этом состязании женихов?

Он выпучил глаза.

— Как это?

— А подойти и сказать: «Леди Беатриса, выходите замуж за меня!»

Он отшатнулся.

— Да вы что? А вдруг согласится?

— Ну, другие вон как из кожи лезут...

Он отмахнулся с видом величайшего презрения.

— То другие. Не мое это дело — огородами заниматься. Да и не умею я с такими женщинами ладить. Она ж только с виду нежная и ласковая, а внутри это кремень, сталь!

— В вашем праве ее сослать в монастырь, — предположил я, — чтобы не мешала властвовать в отныне ваших землях. Или удавить втихомолку.

Он надулся.

— Хорошего же вы обо мне мнения, сэр Светлый! Я дракона удавлю голыми руками, но не женщину. Это женщины меня всегда удавливали, потому и бегаю по свету... Нет, пусть их другие давят. Есть за что.