Леди Беатриса подошла легкой походкой, у меня замерло сердце, а пальцы задрожали от жажды схватить ее за плечи и прижать к себе, спрятать в своей груди: уж я-то вижу, что, несмотря на всю ее кажущуюся железность, ей очень не просто держать все в нежных женских руках.
— Я слышала, — произнесла она тихим голосом, и снова у меня сладко защемило внутри, — охота на чудовище прошла успешно...
— Да, — произнес сэр Растер гордо, — карнолк больше не потревожит ваших крестьян!
Она улыбнулась, бросила на меня вопросительный взгляд, снова посмотрела на Растера.
— Как его убили?
Прежде чем Растер открыл рот, я сообщил:
— Граф Глицин разбил ему голову молотом.
— Да, — согласился Растер, — но уже после того, как...
— Граф Глицин убил карнолка, — прервал я. — И потому шкуру забрал по праву.
— Я не о шкуре, — сказал Растер.
Я снова прервал:
— Вы правы, голову уже не отрофеит на стене, увы. Граф в благородной ярости, душой и телом невыносимо страдая за ваших бедных крестьян, не ограничился одним ударом. За бедных, я имею в виду нападения карнолка, а так они, понятно, у вас процветают под вашим мудрым руководством...
Растер зло зыркнул на меня, но смолчал. Леди Беатриса благосклонно склонила голову, сияющую золотом волос, голос прозвучал со странной интонацией:
— Благодарю за пояснение. Пойду поблагодарю графа.
Она ушла, Растер прорычал вполголоса:
— Почему вы не сказали?
— Что?
— Это же ваш Пес отыскал и выгнал карнолка прямо на всю нашу партию!.. И ваша стрела его ранила, почти убила...
Я зевнул.
— Это так, домыслы.
— Домыслы?
— Все видели, — пояснил я, — что граф убил зверя молотом. Вот пусть так и остается... Я не должен примазываться к славе графа, победителя карнолка. Пойдемте, сэр Растер, закончим завтрак.
Он проворчал:
— Впервые слышу от вас что-то дельное. Вы правы, дозавтракать нужно обязательно. А там и обед уже... Эх, это же замечательно, когда завтрак плавно переходит в обед!
Завтрак в самом деле перешел в обед, но я лишь выел середину горячего пирога и напился обжигающего кофе, ухитрившись сотворить его в серебряной чаше для вина. Мои соседи посматривали с подозрением, водили носами и старательно высматривали на столе, что же это так мощно пахнет, а я выловил последние капли и, бодренький, как никогда, вылез из-за стола.
Шум и гам остались за спиной, я направился к выходу из здания и в этот момент ощутил приближение радости, как муравьи чувствуют землетрясение, а бабочки — партнеров за пару миль: нечто ликующее во мне встрепенулось еще до того, как я услышал легкий перестук каблучков. Леди Беатриса на этот раз в голубом платье, что ей очень идет, волосы убрала роскошной короной, на лице благожелательная улыбка доброго и внимательного сюзерена.
— Сэр Светлый, — произнесла она нежно, почти пропела. — Я хочу поблагодарить вас... а также просить, чтобы вы так больше не делали.
Я вскинул брови.
— Вы о чем, моя леди?
Она покачала головой, в глазах укоризна.
— Не догадываетесь?
— Нет.
— Вы такой забывчивый?
Я развел руками.
— Мы всегда виноваты перед женщинами.
Она спросила заинтересованно:
— В чем?
— Недостаточно уделяем им внимания, — пробормотал я, надо как-то выпутываться, — женщину надо на руках носить... а на шею и сама сядет. Женщины — это наше все, как говорят... трубадуры. Без женщин жить нельзя на свете, нет, утверждают депутаты в казино... Словом, виноват, виноват, виноват...
Она слегка наморщила носик.
— Я слышала, вы как-то говорили сэру Растеру, что если женщина виновата, то надо тут же попросить у нее прощения.
— Леди Беатриса! — воскликнул я с укоризной. — Разве сейчас тот случай?
Она перестала улыбаться, лицо стало внимательным и строгим.
— Надеюсь, нет. Вы раздали моим крестьянам деньги... должна заметить, слишком большие, слишком. Я благодарю вас за помощь, у вас доброе сердце, вот уж не ожидала, но так вы и крестьян отучите работать, и мою репутацию подрываете.
— Ради бога, леди... в чем?
— Теперь я, как их хозяйка, должна дать больше. А вы и так вручили им золота на большое стадо коров и табун хороших коней.
Я с достойной великосветского щеголя небрежностью пожал плечами.
— Ах леди, откуда я знаю, сколько что стоит? А извозчики на что?
Она покачала головой.
— Если так легко будете разбрасывать деньги...
— Легко приходят, легко уходят, — ответил я философски, исчерпав свои знания в философии почти наполовину.
Она произнесла строже:
— Прошу вас, больше так не делайте.
— Хорошо, — сказал я тут же, — я ни в коей мере не пытаюсь вмешиваться в ваши внутренние и суверенные, никакого спонсирования палаточных городков и прочего демократизма. Леди Беатриса, все хочу спросить, да забываю по ветхости рыцарского разума: что вы скажете насчет герцога Луганера?
Она отшатнулась, в широко расставленных глазах великое изумление.
— Какого герцога Луганера?.. Или вы имеете в виду графа Лугардера?
Я покачал головой.
— Леди, как не стыдно забывать героев? И полтыщи лет не прошло, а уже как и нет его... нехорошо. Ну-ну, вспоминайте. Или у вас с ним связано что-то стыдное? Даже постыдное, извините за умное слово.
Она смотрела в недоумении, даже забыла рассердиться.