Ричард Длинные Руки – паладин Господа

– Тогда и щит возьмите, – бросил я разочарованно. – Там тоже герб.

Щит пришлось взять от первого, молот расплющил ему голову, но все остальное уцелело. Гендельсон выбросил плащ с дырой от моего меча и снял этот, целый. На спине во всю ширь развернулось изображение дракона, вставшего на задние лапы. На голове дракона корона, в руке черный меч с красной рукоятью, очень похожий на мой.

– А теперь берем оленей, – сказал я. – Донесете, сэр Гендельсон?

– Я всегда сам носил убитых мною оленей, – ответил он гордо.

Хрен ты их убивал, подумал я зло. Разве что привязанных к дереву. Этот громадина олень показался слоном, а не оленем, но я кое-как поднял, поправил на плечах. Ноги оленя уперлись в мешок за моей спиной, веревка врезалась в мое плечо, как удавка. Гендельсон взвалил на плени олененка. Я натужился и начал пробираться между камней.

В спину догнало задушенное:

– Сэр Ричард... прямо – ближе...

– Да? – спросил я саркастически. – Там у костра уже ждут остальные... из клана этого коронованного дракона. Вы уверены, что сойдете и харей?.. Впрочем, как я не подумал – вылитый зарг!

Он смолк. Я тащился, проклиная все на свете, камни все не кончаются, ибо я тащусь по их россыпи не поперек, а вдоль, пока не отойду достаточно далеко от места схватки. Высмотрев группу с расседланными лошадьми, свернул туда. Нам давали дорогу, встречали радостными возгласами.

Кони совсем рядом, я с облегчением сбросил оленя возле костра. Гендельсон еще тащился шагах в десяти.

– Это подарок от нашего клана, – сказал я небрежно. – Наши ребята уже набили оленей по два на каждого...

У костра счастливо заорали. Гендельсон доволокся на подгибающихся ногах и тоже свалил олененка поверх моего гиганта. Его плащ окрасился кровью оленя, но все равно сидевшие смотрели на Гендельсона с великим почтением. Мой рогатый шлем с ящерицей не вызвал такого преклонения, как дракон с черным мечом.

Я обернулся к Гендельсону:

– Сэр, не лучше ли нам объехать войско на конях?

Он тяжело дышал, тупо кивнул. Я сделал знак воину с конями, распорядился:

– Оседлай двух самых лучших. Их тебе вернут к вечеру. Даже раньше.

Он поколебался, но взглянул на туши оленей, облизнулся, что-то крикнул. Подбежали еще двое, несли седла, попоны, сбрую, а другие вытащили длинные ножи и торопливо свежевали добычу.

Я с великим облегчением закрепил мешок с мечами позади седла, вскочил на своего коня. Гендельсон с третьей попытки поднялся в седло второго. Я повернул коня и поехал некоторое время по лагерю, а когда увидел вдали высокий шест со знаменем, изображающим черного дракона в короне с черным мечом в лапах, резко свернул в сторону.

Мы отдалились от лагеря заргов и, увы, от врат Кернеля, зато Гендельсон перестал трястись, хотя все также картинно хватался за меч. Хуже другое – второй лагерь, почти такой же огромный, запирал выход из долины. Костры и воины вокруг костров заполонили от одной отвесной стены до другой. А за лагерем...

Я остановил коня. Город, что за лагерем, смутно знаком. Но только странно видеть здесь изысканные минареты, изящные мечети, облицованные синей плиткой, от которой так и веет прохладой. Все-таки вокруг суровый мир европейского рыцарства... разве что предположить, что мавры когда-то захватили эти земли, как было в Испании, Португалии и Франции, несколько столетий так жили, случилось взаимное проникновение культур, а потом Реконкиста, так вроде бы ее называли... словом, арабов оттеснили обратно, с той поры в Испании такие изысканные дворцы, такие причудливые восточные мотивы в архитектуре...

Солнце изменило угол, вместо города я увидел руины. Впечатленьице – словно обухом по голове. Я протер глаза, всмотрелся.

Гендельсон сказал за спиной угрюмо:

– Здесь был однажды великий город... Но жители прогневали господа.

– То жители, – пробормотал я. – А город рушить зачем?

– Город без людей умирает, – ответил он назидательно.

А в самом деле, подумал я внезапно. Что если город и есть живое существо, а его жители – всего лишь мелкие насекомые-симбионты, что поддерживают его жизнь? Господь бог посыпал людей дустом, чтобы передохли, а без них и город начинает разрушаться...

– Судя по городу, – сказал я, – господь бог передушил людей давненько. Пару сотен лет, не меньше!

– А пару тысяч лет – не изволите? – спросил Гендельсон.

– Ого, – сказал я с уважением. – Тогда господь бог поступил еще гуманно. По отношению к городу, естественно. Наш так вообще пару населенных пунктов стер с лица земли огненным дождем и железным градом с неба...

Он посмотрел на меня подозрительно, нахмурился.

– Ваш? – переспросил он. – Ваш господь бог?

– Ну да, – подтвердил я. Наконец сообразил, в чем прокол, сказал поспешно: – Наш господь бог, что создал этот мир, землю и человецей... У нас, в смысле, он и города... Наверное, архитектуру не одобрил.

Гендельсон еще похмурил брови, процедил сквозь зубы:

– Значит, в ваших землях греха было больше.

– Но зато теперь там одни добродетели, – сказал я лицемерно.