Ричард Длинные Руки — пфальцграф

— Я бы сказал, что пора уже спуститься.

— Да чего спускаться, — буркнул Растер, — всего-то крикнуть вниз.

— Совещаются? — предположил я.

— О чем? — удивился Растер. — Прибыл сюзерен! Ворота должны открыть немедленно. Ни о чем не спрашивая.

Я вздохнул:

— Это верно. Подождем еще чуток.

Сверху раздались голоса. На крыше появилось уже несколько человек, зубоскалили вполголоса, рассматривая нас. Растер рычал, медленно наливаясь кровью, Митчелл хмурился.

Я положил руку на молот.

— Что ж… придется напомнить, что пришли люди, облеченные властью.

— Вот-вот, — сказал Растер обрадованно.

— А власть — это сила, — сказал я.

Молот с такого расстояния даже не перекувырнулся: грохот, оглушительный треск. Во все стороны брызнули белые щепки. С визгом разлетелись железные полосы, на лету скручиваясь в спирали.

В каменном здании на месте ворот образовалась широкая дыра. Одна створка сохранила пару обломанных досок, раскачивается на железных скобах, другая усеяла щепками все вокруг.

Растер и Митчелл застыли в седлах, еще не видели, как бьет молот, лица посерели, а глаза одинаково выпучились. Я поймал и повесил на пояс, неспешно вытащил меч и пустил коня в проход.

В просторном полутемном помещении к стенам прижимаются насмерть перепуганные люди. Я проехал на середину зала, копыта Зайчика стучат, как кастаньеты великанши, обнаженный меч блестит холодно и зловеще.

— Ну и что? — поинтересовался я раздраженно. — Помогли вам крепкие ворота?…

За спиной сказал наконец сумевший заговорить Растер:

— Сэр Ричард, а не разнести ли и саму башню?… Красиво так это…

— Хорошая идея, — проговорил Митчелл. — Вдрызг!

— Камни брызнут еще лучше, — сказал Растер громко. — А что? Ломать так ломать!

От перепуганных людей наконец отделился толстенький человечек, богато одетый, бросился в ноги моему коню.

— Благодетель!… Не губите!… Просто хозяин болен, вот и бегаем то к нему, то от него!

— А без него решить не можете?

— Как можно, — испугался он. — Он же хозяин! Я бросил поводья Зайчика ему в лицо.

— Держи. А я пойду посмотрю.

Митчелл пошел за мной, но остановился у лестницы, поставив на первую ступеньку ногу и поигрывая обнаженным мечом. Растер, не слезая с коня, кружил по залу, грозный и рыкающий, на него смотрели с ужасом.

Молодцы, отметил я. Что значит ветераны. Не сговариваясь, выбрали именно те места, где могут контролировать все это стадо. Растер охраняет вход в башню, а Митчелл не позволит никому ни за мной броситься, ни сверху сбежать.

Со второго этажа начали попадаться перепуганные люди. Я в сверкающих доспехах старинной работы, громадный и с дивно блистающим мечом, кажусь чудищем, закованным в сталь. Все прижимаются к стенам, лестница узкая, я почти задевал некоторых существ, а среди этих существ есть и обомлевшие от ужаса молоденькие служанки, пышненькие и сочные, как куропатки. Они смотрят такими испуганными глазами, что во мне сыграло нечто, и едва не задрал одной из них платье за голову, вспомнив, что трусы не войдут в употребление еще лет сто, если не двести. Как и лифчики.

На третьем этаже столпились люди с оружием в руках. Никто не бросился в мою сторону, но мечи обнажены, все закрывают спинами дверь в единственную комнату на этаже.

— Ну что, — произнес я почти ласково, это прозвучало куда более зловеще, чем крики и брань, — будем драться с сюзереном?

Один сказал дрогнувшим голосом:

— Никто… не собирался! Но хозяин спал, его начали будить…

— Мне сказали, — напомнил я, — что он болен.

— Болен, — сказал страж нервно. — Ему дали попить чего-то, заснул. Вот будили…

— Брысь, — велел я. — Там внизу мои люди, они разнесут и башню вдрызг, поняли? Если что. А сейчас я изволю проверить ваши брехни насчет хозяина.

Они очень неохотно расступились, я видел оценивающие взгляды насчет моего роста, ширины плеч и длины рук. Смотрели и на доспехи, каких здесь еще не видели. Когда отступили достаточно далеко, я толкнул ногой дверь, шагнул через порог.

Дверь ударилась о стену и, отскочив, смачно впечаталась в проем. Я оказался с мечом в руке в спальне, где мощно пахнет больницей. И хотя здесь запахи иные, но запах уныния и болезни чувствуется как в воздухе, так и во всем: темных гобеленах, закрытом подушками окне, затхлом непроветриваемом помещении.

У противоположной стены широкое ложе с балдахином, рядом на стульчике женщина в простой, но богатой одежде, и стоящий мужчина, в котором я узнал того хмыря, что рассматривал нас с крыши.

И хотя шелохнулось чувство вины, хозяин в самом деле болен, я не удержался от ехидной реплики:

— Быстро же ты гоняешь, черепаха!… Там половину народу побили из-за тебя.

Женщина быстро поднялась, высокая, стройная, с пышной копной черных волос.

— Мой муж болен, — сказала она быстро, — так что мы не могли вас принять так, как полагается… графу… гроссграфу? Я леди Тулузея, жена хозяина замка.

— Гроссграф Армландии, — представился я. — Ричард Длинные Руки. Паладин, сюзерен и вообще лицо, принимающее решения.

— Мы ничего об этом еще не слышали, — ответила она настороженно. — О вашем… гроссграфстве, сэр паладин.