Благородный разбойник уже прошел, я свистнул, он оглянулся, я поманил пальцем. Он подошел с той же рассчитанной медлительностью, чтобы не уронить себя в глазах сельчан, все видят, но в то же время не слишком медленно, чтобы не вызвать мой феодальный гнев. Волосы всклокочены, морда опухшая, видать, неплохо погулял вчера, да и ночью продолжил, если весь день еще тот видок, но даже в таком виде это ястреб среди перепелок, вон как поводит по сторонам хищным крючковатым носом.
– Слушаю, ваша милость, – проговорил он.
– Ты мне не нравишься, – сказал я, – как и я тебе. Но здесь освободилось место старосты. Придется тебе занять это место.
Он поклонился, в серых холодных глазах удивление, крестьяне вокруг застыли. После паузы он спросил осторожно:
– Ваша милость, вы, похоже, ошиблись… Староста жив, его почитают…
– Я его тоже почитаю, – прервал я.
– Вы, наверное, тогда хотели назначить Ганса Мюллера, а я… я не совсем подхожу…
– Мне подходишь, – сказал я еще резче. – В деревне должен править человек, которого не только уважают, но и слушаются. Мне не так уж и важно, кто как поклонится. Мне важно, чтобы налоги собирались вовремя, чтобы был порядок, деревня была защищена от разбойников… а если самим будет трудно, чтобы вовремя просил помощь из замка. К сожалению, мы далеко, сразу помощь прислать не можем, так что учитесь отбиваться на месте…
Гунтер напомнил:
– Это же крестьяне, ваша милость! Им не дозволено дома иметь серьезное оружие.
– Теперь дозволено, – отрубил я.
Глаза Мигеля расширились, я сказал громче:
– Делайте луки, собирайте отряды для самообороны. Кому позволит достаток, пусть покупают мечи, доспехи. Меня не ущемит, если у кого-то из вас доспехи окажутся лучше, чем у меня. И отнимать не стану. Потом, когда я укреплюсь, смогу помогать вам больше, а сейчас защищайтесь сами. А ты, Мигель, сумей организовать народ так, чтобы любую шайку разбойников сразу же перебили, как хорьков, что лазают за курами! Сколько у разбойников народу? Трое-пятеро? А здесь сотни две мужиков, верно?
Гунтер отъехал на пару минут, вернулся сияющий, подмигнул Ульману, а мне сообщил очень почтительно:
– Раз уж придется здесь заночевать, я осмелился взять на себя решение, где разместиться…
– Ну-ну, – сказал я с подозрением. – Конечно же, молодая вдова и две спелые дочки?
– Три, – ответил Гунтер и добавил льстиво: – Все-то вы, ваша милость, знаете!
Ночь прошла спокойно, ибо Гунтер отрядил десяток крестьян на ближайший пруд, чтобы стегали длинными прутьями по воде, а то лягушки жутким кваканьем не дадут господину спать. Перед сном я позанимался с кольцом, пробовал показывать его луне, дул на него, дышал, даже совал палец в рот, но колечко даже не нагрелось.
Утром мы перекусили – жители деревни постарались, – приняли несколько жалоб, Гунтер уже нетерпеливо посматривал на поднимающееся солнце.
– Ваша милость, если хотим вернуться засветло…
– В дорогу, – сказал я твердо.
Назад мчались то галопом, то рысью, в полдень дали небольшой отдых коням во встреченном селе, пообедали, я повертел кольцо так и эдак, попробовал одевать на другие пальцы, все проделывал тайком, мои бравые спутники сочтут прибитеньким, любая магия должна быть зрима, неудачников никто не любит, а подчиняться им и вовсе зазорно.
Солнце перешло на западную часть неба, когда вдали показался мой величественный… – нет, величественный слабо подходит, я видел и повеличественнее, но мой замок грозен, неприступен, от него веет злой мощью.
Кони наддали, под копытами звонко прозвенели каменные плиты моста. С ворот нас увидели издали, загодя отворили калитку. Челядины выходили навстречу, с любопытством рассматривали, уже не страшась нового повелителя. Конюхи приняли наших коней, повели, охлаждая, по кругу.
Мне придержали стремя, я слез, чувствуя, как застыло тело, пошел в дом. На ступеньках догнал Сигизмунд, лицо встревоженное, спросил:
– Как поездка?
– Все хорошо. А что у вас, ты чего такой взъерошенный?
Он шел рядом, запинался, бледный, с красными от бессонницы глазами.
– Ведьма, – выдавил он. – Ведьма из Беркли…
– Что с нею?
– Двери церкви в полночь слетели с петель! Полчища демонов ворвались, учинили бесчинства! Сорвали и вторую цепь, но третью как ни грызли, как ни дергали – не смогли. Всю ночь в замке никто не спал, везде горели свечи, мы читали «Пресвятая Дева, радуйся», а когда под утро прокричал петух и они ушли, в церкви дышать нечем от вони и нечистот…
Мы шли по коридору второго этажа, я выглянул из окна, возле церкви снуют люди с одноколесными тачками в руках, из зияющего проема с натугой вывозят заполненные чем-то зеленым, по земле тянутся следом зеленоватые струйки слизи.
– Черт бы их побрал, – сказал я в сердцах. Сигизмунд спросил со страхом:
– Что этой ночью будет?
Я отмахнулся.
– Увидим. Вели наполнить бочку теплой водой, а если не приготовят хороший ужин, пока буду купаться, я их всех самих отдам дьяволу…