Ричард Длинные Руки — сеньор

Наши взгляды встретились, я увидел изумление и гнев в ее глазах.

– Кто посмел? – спросила она низким грудным голосом, очень женственным и вместе с тем исполненным силы. – Где сэр Галантлар?

– Летит, – ответил я.

Она переспросила:

– Летит? Что значит летит?

– Ну, может быть, – ответил я как можно небрежнее, хотя каждая жилка во мне тряслась, – уже долетел… Кто знает, какой длины у него труба.

– Кто вы такой? – спросила она резко и с неприязнью. – Как вы оказались там?

– Да так мне восхотелось, – ответил я. – Изводилось. Даже возжелалось, можно сказать… Ехал мимо, дай, думаю, зайду. Ну, зашел, побил какую-то посуду, хозяин мне все и уступил… Меня зовут Ричард Длинные Руки. Теперь я здесь караю и раздаю пряники. А кто вы, красотка? Подруга? Любовница? Пассионария… тьфу, пассия?

Она задохнулась от гнева, глаза заблистали, как молнии. Я выдвинул нижнюю челюсть, постарался смотреть с тупой надменностью рыцаря, у которого хвост предков длиннее, чем у динозавра. Какого черта, чего я трясусь, это же обыкновенная голография, а взглядом пока еще не убивают. Даже красавица Медуза вряд ли могла бы убить, недаром же не могла навредить парню с зеркальным щитом, а здесь целая система зеркал.

– Ничтожный, – произнесла она с гневом и высокомерием. – Ты с кем разговариваешь, раб? На колени!

Я быстро зыркнул по сторонам. После тех ручьев крови, что мы пролили здесь, такой наезд – что-то совсем несерьезное. Хоть и раздражает. Правда, на моем месте даже самый храбрый рыцарь может пасть на колени… нет, не перед нею, а перед распятием и слезно просить творца защитить от этого суккуба. А кто потрусливее и если не рыцарь – то и перед нею, тут она права, права.

Значит, эта комната что-то вроде пункта связи.

Магической связи, хотя весьма смутно напоминает что-то из мира науки, до которой я еще не дожил, но близко, близко… А еще бы и тактильные ощущения научились передавать, чтобы можно было не только видеть друг друга, но и пожать руки, да и не только руки.

– Да ладно, – сказал я устало, – у меня был тяжелый день… давай не ссориться? Как насчет ночи?.. Ладно-ладно, это я пошутил, извини… Вот и хорошо, что не поняла, по глазам вижу. Гениальные мысли приходят неожиданно и часто в неожиданное место…

Ее лицо начало размываться, исчезать. Я уже решил было, что сейчас там у себя вскочит на крылатого коня или на дракона, примчится разбираться со мною прямо здесь, в реале, но свет снова вернулся, лицо стало ярким, глаза вспыхнули, как звезды.

– Ничтожный, – сказала она свистящим шепотом. – Ты безумен! Ты не понимаешь, что и так обречен! И ты торопишь свою гибель?

– Дык лучше, чтобы все в один день, – ответил я нагло. – Чтоб всех разом, как тараканов. А то гоняйся за вами поодиночке!

– Ничтожный, – повторила она. – Ты обречен. Но я могу уменьшить твои муки…

Она остановилась, глаза чуть померкли, а голос дрогнул. Я мгновенно все понял, улыбнулся, гора на плечах накренилась, начали сыпаться камни, падать скалы. С каждым мгновением все легче держать эту тяжесть. Волшебница начинает торговаться, а это моя стихия, стихия человека рыночных отношений.

– Ну-ну, – ответил я. – Давай обещай. И что же тебе нужно взамен?

Я повернулся, сделал вид, что внимательно осматриваюсь, а сам украдкой следил за нею. Ее взгляд сразу же простодушно метнулся через мое плечо к двери.

– Мне от тебя ничего не нужно, – ответила она. – разве что… на колени, червь, и смиренно проси меня оставить тебе жизнь. А я…

– Ну-ну?

– Подумаю, – пообещала она. – Подумаю. Может быть, еще и оставлю тебе жизнь, наглец.

– В мире существует слишком много причин для смерти, – ответил я нагло, – чтобы умирать еще и от скромности. Но насчет оставления мне жизни и всех этих на колени, пальцы веером и чиста серьезно, я подумаю. Правда, такая мысль не укладывается в голове, так что я попробую расположить ее вдоль спинного мозга, лапочка.

Ее глаза были строгими и серьезными, она переспросила холодным голосом:

– Лапочка? Что это?

– Это что-то вроде «ваше сиятельство», – объяснил я. – Или «ваше преосвященство», а также «господин градоначальник» или «премьер балета»… тьфу, правительства. Мне здесь довольно одиноко, честно. Посидим, выпьем, в картишки, о бабах, можно в баньку… если есть, конечно, еще не смотрел. Вы как насчет баньки? Все решается в банях да на охоте.

Она ответила надменно:

– Я предпочитаю на охоте. В банях, это, наверное, дальше на юге.

– На охоте надо зверей бить, – заметил я. – Я не то чтобы уж совсем озеленел, но лесные звери – невкусные. Может, все-таки встретимся за столом? Чтоб ужин, переходящий в завтрак?

Она смотрела исподлобья, недоверчиво. Я видел по ее простодушному средневековому лицу, что колеблется, как колеблется, какие мысли пробегают под этим чистым лобиком. Все-таки гады мы в своем веке, даже не замечаем, какие подлые и изворотливые гады. Чтобы понять, какие мы гады, достаточно посмотреть на этого ребенка, что считает себя… да и другие ее наверняка считают, исчадием подлости, хитрости, коварства.

– Я полагаю, – произнесла она осторожно, – вас бесполезно приглашать в мои… апартаменты?

Я развел руками.