Ричард Длинные Руки. Удар в спину

Милфорд, в свою очередь, поглядывал на Зайчика с завистью лошадника, что прекрасно понимает, могучее сложение этого громадного и массивного коня ничуть не мешает его скорости.

– Ваше величество, – поинтересовался он, – обратно на Багровой Звезде?

– Предпочел бы на багере? – ответил я вопросом на вопрос.

Он отвел взгляд в сторону.

– Вообще-то, если честно, то да, ваше величество. Всем страшно на Маркусе. Просто верят вам, потому идут, стиснув зубы. На багере, хоть и чужое волшебство, тоже не совсем, но хотя бы не дышит и не шевелится, а в Маркусе – как в желудке чудовища.

– Скоро наладят, – напомнил я. – Все каменщики герцогства спешно возводят причальную пирамиду!

Он сказал живо:

– Я слышал, что за промедление будут вешать без суда и следствия?

– Да, – подтвердил я. – Велел пустить слух, что я, как всякий тиран, злобен и полон подозрительности. И как только хоть кого-то заподозрю в намеренном затягивании сроков, то велю вешать всю бригаду!

Он хохотнул.

– То-то так стараются!.. Слова какие выучили… За саботаж и государственную измену!

– Все во славу Господа, – сказал я. – Все средства оправданы для достижения великой цели.

– Ночами при факелах камни таскают, – подтвердил он. – С другой стороны, багер багером, но если являемся на Багровой Звезде… сразу и оружие побросают!

– Нет в жизни полного счастья, – подтвердил я. – Всегда чего-то недостает.

– Да, – подтвердил он с таким видом, будто хотел добавить, что либо жопы холодные, либо сиськи маленькие. – Но мы ищем!

Подъезжая к городу, заметили вывешенные со всех окон и балконов яркие полотнища с цветами империи. На перекрестках улиц выступают жонглеры и фокусники, что едва завидели нас издали, сразу закричали: «Слава империи!»

Мне славу еще никто не кричит, еще не успели узнать, кто есть кто, но сметливое население уже догадалось прибегнуть к безотказному средству уменьшить риск императорского гнева, и на улицы выкатывает бочки с вином, старается угостить так неожиданно явившиеся из империи войска, женщины выносят на белых полотенцах пироги и сладости, улыбаются и кокетничают, сама доброта и радушие.

Всадники остались во дворе, к ним подбежали перехватить коней и помочь расседлывать, я подумал и направил арбогастра по мраморным ступенькам во дворец.

В воротах пришлось пригнуться, хорошо хоть, проем широк, не пришлось ноги забрасывать на седло, въехал грозно и надменно, оглядывая всех неспешно и с угрозой в насупленном лице.

В холле народ бросился врассыпную, но остановился у стен в ожидании повелений или приказов, кто знает, чего ждать от императора, посетившего не признающее его власти герцогство.

– Вперед, Зайчик, – сказал я и потрепал его по плотной, как отполированный камень, блестящей шее. – Если что, превратим это место в твою конюшню…

Он недовольно ржанул, я сказал успокаивающе:

– Не главную, а так, загородную!.. Будешь срать, где захочешь…

Несколько слуг ринулись в сторону главного зала, а когда мы степенно вдвинулись в него под высокой, хоть и недостаточно высокой, аркой, увидели под противоположной стеной на возвышении трон.

Герцог сидит, пригорюнившись, а ему нашептывают в правое и левое ухо двое из слуг, прибежавших из холла.

Зайчик, громко цокая копытами, вошел в зал, слуги мгновенно испарились, а танцующие перед герцогом три женщины опасливо отодвинулись, но танец не прервали, для них герцог все-таки главнее.

Женщины точно не из придворных, те бы точно двигались как куклы, а эти чуть веселее, хотя тоже боятся нарушить приличия, пусть даже простые горожанки или вообще из бродячего театра, впрочем, явно тоже угостившиеся вином, потому бесстрашные.

В руке герцога большой и богато украшенный драгоценными камнями кубок, а за спинкой трона виночерпий с объемистым кувшином в руках внимательно следит, как его светлость потребляет, надо успеть долить, не давая осушить до дна – плохая примета.

Увидев меня на коне и во всем величии завоевателя и попирателя, виночерпий сгорбился и застыл, а герцог поспешно поднялся, опираясь обеими руками о подлокотники.

Это далось с таким трудом, что руки задрожали, а лицо мучительно искривилось. Я милостиво вошел в ситуацию и властным жестом опустил его обратно.

Он торопливо поклонился, уже сидя, все еще не выпуская из руки кубок.

– Ваше вели… ик!.. чество…

– Сидите, сидите, – повторил я отечески. – Настроение получше? Неизбежное следует принимать философски.

– Да, ваше величество, – ответил он покорно, – но… слишком уж как-то все… не совсем так… как ожидалось…

– Неожиданное, – изрек я с высоты седла, – случается в жизни чаще, чем ожидаемое. И это неожиданное, гм, не всегда как бы плохо. Вон, когда обсуждали, какой род смерти самый лучший. Цезарь раньше всех вскричал: «Неожиданный!» Вы как насчет такого ответа?

Он посмотрел на меня опасливо, хотя трон на помосте, я в седле все равно выше.

– Ваше величество, для меня это не будет… неожиданным…

Я покачал головой, постарался смягчить голос:

– Герцог, когда железо бьет по кремню, вспыхивает искра, что может сжечь город или обогреть сотни домов!.. Считайте, что вы от такого удара… как бы вот заискрите.