Он бросил поводья одному, подул на озябшие пальцы. Я осторожно слез, заглянул в распахнутые двери. Похоже, кухня, там пробраться между котлов и снующих людей будет непросто, однако ворота донжона закрыты вовсе, а я уже задубел.
На кухне жарко, только в распахнутые двери тянет жутким холодом. Поленья быстро забросали вовнутрь, двери закрыли. Я медленно продвигался вдоль стены, дважды нечаянно толкнул работающих. К счастью, все в тесноте толкаются, ворчат, работают в спешке, как будто и в самом деле последний день, а завтра выйдут отсюда хозяевами этого мира, даже слуги назовутся баронами и отхватят себе поместья…
Хреновая из меня балерина, бежать вверх по лестнице на цыпочках куда хуже, чем явиться во фраке на дискотеку. Справа из стены выступают красиво вылепленные львиные головы. Так я их называл за неимением лучшего слова, на самом деле эти хищные звери с вытянутыми мордами мало похожи на львов, разве что такого же калибра. Их так много, что я сразу перестал замечать их, однако сейчас вдруг у каждого из пасти полилась прозрачная струйка.
Внизу аккуратный каменный бассейнчик, размером с тазик, вода не разбрызгивается, мирно уходит, но холодок страха пробежал по спине… и там остался.
Я заставил подгибающиеся ноги переступать дальше, на высоте третьего этажа открылись дивной красоты каменные аллеи. Окружают двор с четырех сторон, отделены каменным забором мне до пояса, а колонны толщиной со столетний дуб поддерживают свод через каждые два шага. Все добротно, тяжело, массивно.
В лунном свете выглядят зеленоватыми, благородная такая зеленоватость, печать веков, но что-то мне подсказывает, что храм намного старше, чем я думаю.
На ровной стене начало медленно проступать гигантское лицо. Сперва как будто нарисованное грубым углем, затем помимо толстых линий начали появляться и тонкие, лицо заштриховалось, стало выпуклым. Дрогнули и медленно стали подниматься тяжелые набрякшие веки.
Я ощутил, что, если эти глаза увидят меня, будет худо. Поспешно отступил за колонну, а затем вообще попятился, стараясь ступать как можно тише. Веки поднялись, открывая самые ужасные глаза, какие я только видел. Из желтых зрачков блеснул красный, как лазер, свет.
Дрожь прошла по телу. Я оглянулся: за спиной показались фигуры в темных плащах, капюшоны надвинуты на лица. Слева — закрытая дверь, возле нее воин в доспехах. Убить или оглушить нетрудно, но глупо, потом и завеса невидимости не поможет в поднявшейся толкотне.
Нечеловеческий голос спросил гулко:
— Кто ты, скрытый от глаз людских?
Меня тряхнуло, будто попал под удар неслабой молнии.
— Тихо, командор, — вырвалось у меня свистящим шепотом.
— Кто ты? — повторил каменный голос.
— Тихо, — сказал я умоляюще. — Да, я тот самый, ты угадал! А сейчас замолчи, повелеваю.
Голос затих, каменное лицо застыло. Вот так, наглость — второе счастье. Главное — как себя поставишь. Вот потому подлый кот живет в тепле и уюте, а верный пес сидит на цепи в будке. С сильно бьющимся сердцем я попятился, на звук голоса уже бегут люди с оружием, попытался отыскать нишу, но ничего похожего, подпрыгнул и с усилием подтянулся. Руки, еще замерзшие, дрожат, кое-как залез на галерею выше, отдышался и побежал на цыпочках.
По ту сторону перил внизу круглый зал, щедро освещенный множеством черных свечей, в самом центре — дьявольская пентаграмма, нарисованная красным, а в центре пентаграммы широкий камень. На камне распростерта обнаженная женщина. Тело неестественно белеет среди темных красок, как будто на алтарь бросили гигантского сома. Или тритона из пещер, не знавшего солнечных лучей и вообще не видевшего света. Вокруг камня ходят, читая свои сатанинские молитвы, двое монахов, время от времени то поправляя женщине руку или волосы, то зажигая затухающие свечи.
Я тупо уставился на обнаженную, в черепе замелькали сотни картинок, интуиция ведет молниеносный отбор, ага, вон в каждой из протянутых рук по черной свече, приготовлены из жира некрещеных детей, это понятно. Сейчас эти двое пока только готовят к церемонии. Таинство состоится позже, когда явятся главные жрецы. Тогда и зазвучат призывы к Сатане и различным демонам, затем — набор молитв и псалмов, читаемых задом наперед и пересыпанных непристойностями, все это будет исполняться в пентаграмме, нарисованной на полу.
Сатана явно предстанет в виде мужчины с головой черного козла на плечах. Дальше — самобичевание, сжигание молитвенников, куннилингус, феллацио и поцелуи в срамные части тела, все это под аккомпанемент сквернословных цитат из Библии, знаем, проходили, ничего нового, подумаешь — черная месса! Не видели вы, как развлекаются в общагах…
Я быстрее трепетной лани пробегал по переходам, мостикам. Иногда встречая закапюшоненные фигуры, застывал, чтобы не почуяли невидимку по топоту, шарканью или сопению. В самом дальнем зале, даже не зале, а зальчике, алькове, увидел каменное изображение рогатого мужика. Место чистое, ухоженное, но когда я стал подходить, по коже сыпануло даже не морозом, а как будто стегнули ледяными иглами.