Ричард Длинные Руки — вице-принц

Я сказал утешающе:

— Видно будет. Когда начинается схватка, все мы меняемся. Трус становится еще трусливее, а храбрец храбрее… но иногда все случается наоборот.

Норберт, догадавшись, что мы обмениваемся полузашифрованными репликами, делал вид, что ничего не слышит, время от времени оглядывался на свой отряд, что плотной массой мчится позади, не отставая.

Через пару часов бешеной скачки один из разъездов Норберта примчался, бодро вздымая пыль, старший что-то прокричал ему в ухо, и снова все трое унеслись в степь.

Я посмотрел с вопросом на Норберта, тот сказал со вздохом:

— Замечено войско вартгенских лордов. Идут быстро, но еще далековато. Пожалуй, там одни рыцари и тяжелая конница. Обоз и вовсе отстал так, что будь вблизи хоть какие-то отряды противника…

Я подумал, поколебался.

— Видимо, самое разумное, выехать им навстречу..

Он скривился.

— Стоит ли?.. Вы — принц. И не только, как все мы понимаем. В том числе и те лорды.

— Уважение никогда не лишне выказать, — ответил я, — даже лишний раз. Им это льстит. Заодно решим, кто какую сторону Бриттии будет защищать.

— А они послушают?

— Сами и решат, — ответил я. — Главное, чтобы занялись этим вопросом.

Он ухмыльнулся.

— А решат не так, то сами и виноваты?

— Я же политик, — напомнил я.

— Я поеду с вами, — сказал он твердо.

Лиутгарда произнесла уверенно и непререкаемо:

— Я тоже. С нашими конями это не будет слишком долгая прогулка.

Норберт посмотрел на ее прекрасную белоснежную кобылку с великим сомнением.

— Надеюсь.

Мы повернули коней, он взмахом руки разделил свой отряд пополам, одну часть послал в сторону Бриттии, а другой велел держаться за нами.

Я двинулся впереди в ту сторону, откуда должны показаться вартгенские лорды с войском, а в голове назойливо стучит расхожая фраза дураков, что политика, дескать, грязное дело. Ну, говорят же так все, значит — грязное. И я сейчас все больше погружаюсь в это грязное дело.

Но в самом ли деле это грязное? И почему именно политика, а не, скажем, наука, искусство, литература, орошение земель?

А потому что при орошении земель человек работает с землей и водой, в науке с физикой или там химией, что хоть иногда и дурно пахнут, но никто не скажет, что химия — грязное дело. То же самое и к искусству…

А вот политика, да… И все потому, что политика работает с людьми, а люди — грязненькие. Очень. Дико грязные. Отвратительные. И непредсказуемые. Пообещают одно, а сделают другое. Это не электричество, с которым хоть все непонятно, но точно известно, как и в каких случаях себя ведет.

Золотарь, что вывозит в бочках из выгребных ям сокровище, весь пропитывается этим запахом, так же и политик навсегда теряет чистый взгляд всем верящего человека. Он работает с выгребной ямой, именуемой человечеством, это самое трудное и неблагодарное, чем большинство заниматься не хотят, предпочитая науку, искусство или красивое управление гильдией или производством сукна, однако те, кто занимается политикой, то есть управлением людьми, и должны оказываться на самом верху пирамиды, так как люди, а не птички Божьи творят все материальные и духовные блага, начинают войны и строят Храм Царства Небесного на земле.

И от политика зависит, будут они воевать или строить…

Мы шли на достаточной скорости, я весь погрузился в думы, меня старались не беспокоить. Но как только впереди заклубилась пыль и Бобик ринулся вперед, я очнулся и, велев ему строго оставаться с нами, не все вартгенцы с этим чудовищем знакомы, привстал в стременах и посмотрел в то желтое облачко, что двигается в нашу сторону.

Норберт спросил обеспокоенно:

— Это точно те, кого ждете?

— Они, — заверил я, — впереди Хродульф, хотя должен бы Хенгест с сэром Джонатаном Ферджехеймом…

Он сказал уважительно:

— Ну и глаза у вас, ваше высочество! Орел позавидует.

Лиутгарда гордо усмехнулась, словно орлиное зрение обязательное свойство принцев и принцесс.

Норберт, не оборачиваясь, вскинул руку, и кони с галопа перешли на рысь, грохот копыт за спиной стал тише.

Я сказал негромко:

— Принцесса… вы готовы?

Лиутгарда во время бешеной скачки прятала грудь от ветра, но сейчас судорожно вздохнула, бледная и сосредоточенная, словно идет на эшафот, выпрямилась и заставила себя держаться как можно более свободно и царственно, хотя я-то вижу, внутри трясется, как отважная мышь при виде кота.

Лорд Хродульф в самом деле впереди, но, как догадываюсь, вспоминая рельеф, им только что пришлось миновать узкое ущелье, Хенгест с лордом Джонатаном Ферджехеймом пропустили заносчивого лорда вперед, дабы сохранять единство.

Я видел, как глаза Хродульфа становятся все шире, однако он не зря стал верховным лордом, и, когда мы сблизились, поклонился мне со всем почтением и сказал рокочущим басом:

— Ваша светлость…

— Принцесса, — произнес я церемонно, — это доблестнейший лорд Хродульф, самый богатый и с самыми крупными владениями в королевстве Варт Генц, однако он и отважнейший рыцарь, как видите! Первый откликнулся на зов идти помочь Бриттии…

Она милостиво наклонила голову. Я продолжал так же сердечно:

— Дорогой Хродульф, это ее высочество Лиутгарда, дочь короля Бриттии Ричмонда.