— Догнал, он как раз со своей ватагой седлал коней. Шустрая сволочь, быстрее всех сообразил, что пахнет жареным… Тоже мне — рыцарь!
Альдер помог ему снять доспехи, с правой стороны груди на вязаной рубашке небольшой надрез, края окрашены кровью. Клотар на вопросительный взгляд Альдера отмахнулся:
— Царапина… Но панцирь он прорубил, сволочь. Какой был панцирь, на двух коней выменял!
Я вспомнил про оставленного с зале с Ревелем брата Кадфаэля, но монах, увы, способностью залечивать раны не одарен, а если и одарен, то еще не нащупал в себе эту способность.
Клотар посмотрел на меня без выражения, голос его прозвучал ровно, без теплоты:
— Я же сказал, что это царапина. Сама заживет.
— Нам каждый человек нужен здоровым сейчас, — ответил я точно тем же тоном, без теплоты, приязни, чисто по-деловому. — Ну-ка…
Лицо Клотара почти сразу порозовело, глаза прояснились, из груди вырвался невольный вздох облегчения. Похоже, ранен был сильнее, чем выказал, не хочет признаваться, что Грубер ему все-таки вломил, у меня в ушах звенело почти с минуту.
— Ну, спасибо, — произнес он, — вообще-то.
— Да пошел ты, — ответил я, — на всякий случай.
Альдер взял его под локоть, повернул и повел во двор, расспрашивая, как и что. Похоже, между мной и Клотаром вроде бы протянулась некая ниточка доверия… или не доверия, но уже что-то зыбкое установилось.
— Человек десять их было, — слышал я голос Клотара. — Троих найдешь в конюшне, двух я оставил у ворот, еще двое сумели взобраться в седла, но далеко не ускачут. Но Грубер, будь он проклят, дерется, как продавший душу дьяволу! На нем ни царапины, если не считать, что панцирь я изрубил, как хозяйка разделочную доску! С ним унеслось пятеро, но я же сказал, двое сражаться не будут…
Во дворе уже носится пес, поглядывает в нашу сторону с ожиданием. Мы остановились неподалеку от входа, Альдер сказал задумчиво:
— Тогда далеко не ускачут.
— Почему?
— Раненые будут затруднять передвижение, — объяснил Альдер очевидную истину.
— Груберу? — спросил я с изумлением.
Клотар взглянул на меня с долей уважения.
— Верно, — сказал он, — кому-го затрудняло бы, но не Груберу. Он их бросит сразу же. Еще и сам дорежет, чтобы не мучились.
— И нам не рассказали, — пробормотал Клотар, — куда те направились.
Они смотрели на меня в ожидании приказов, я развел руками.
— Пир отменяется. Надо просить у хозяина коней, думаю, теперь уж точно не откажется Если Грубер был здесь, то его сообщница где-то рядом. Вряд ли он рискнет отпустить ее надолго.
Альдер взглянул с укором.
— Сэр Ричард, она не сообщница! Разве не видно, что пленница?
— Откуда видно?
— А почему он не позволил ей показаться вместе с гостями? Боится, что она закричит, попросит помощи!
Он смотрел победно, но, хотя у меня у самого мелькнула такая мысль, я все же скривил губы и ответил грубо:
— Пока не доказано, что ее увозят силой, будем предполагать худшее. Зато никто не ударит в спину.
Из здания выскочил, размахивая руками, мажордом Майорк.
— Господин просит, — прокричал он, — пожаловать в зал!.. В вашу честь будет пир!
— Снова пир, — буркнул Клотар с отвращением, — сколько можно?
Альдер взглянул с интересом, впервые узрел человека, что готов отказаться от пира, повернулся ко мне.
— Примем или сразу в погоню?
— На чем? — спросил я. — Вы не угонитесь за моим Зайчиком. Майорк, спроси у благородною Траумеля, не одолжит ли он нам трех коней?
Появился Ревель, с ходу подсказал:
— И одного мула!
Я оглянулся на здание.
— Да-да, и одного мула… Хотя брата Кадфаэля, вероятно, лучше оставить. Пусть отлежится, наберется сил.
Майорк исчез. Не успели оглянуться — он уже снова здесь, подбежал, начал заталкивать в распахнутые двери.
— Все там! Вы спасли нас, мой господин отдаст вам не только всех коней, он… он все отдаст!
— Ну разве что на минутку, — ответил я, сдаваясь.
Глава 17
В большом зале слуги сбивались с ног. Все суетятся, как муравьи, но получается ловко и слаженно, чувствуется, что благородный Траумель на устройстве пиров и увеселений собаку съел. Множество столов как по мановению волшебства уставлены посудой работы искусных мастеров, к моему удивлению, в изящных вазах появились букеты цветов, явно влияние прекрасных дочерей.
Гости рассаживались уже веселые, довольные, беспечные, не то чтобы забыв, что только что убиты герцог Клондерг, его правая рука Отарк и даже епископ, но это уже осталось в том времени, что до пира, а после пира будут вспоминать о столкновении как гордые очевидцы, пересказывать, приукрашивать, ведь каждый из них стоял прямо вот на расстоянии протянутой руки, даже кровью забрызгало, помнит все. Других не слушайте. Соврут. Я один знаю всю правду, словом, зал заполнился гостями, нас буквально внесли и усадили по правую руку от Траумеля.