Ричард Длинные Руки — властелин трех замков

Дверь распахнулась, ввалились пропахшие знойной пылью коричневые от нещадного солнца скотоводы, вслед за ними явились трое купцов с кучей помощников. Пока хозяин интересовался, что изволят и смогут ли заплатить, пришли еще пятеро или шестеро пестро одетых мужчин, и хозяин, как толковый менеджер, оставил за собой общее руководство, а обслуживать гостей выпустил двух молодых и шустрых женщин, то ли поварих, то ли работниц но гостинице.

Я смутно удивился, откуда они взялись, потом сообразил, что при наплыве гостей привлекает и тех, кто в подсобных помещениях работает прачками или стряпухами

С девушками дело пошло веселее, а то как в мужском монастыре, девок шлепали по задницам, придерживали за длинные юбки, делая вид, что вот прямо щас запустят под них лапы, то там, то здесь раздавался здоровый грубый смех, что породит потом комедии со швырянием тортами и поскальзыванием на банановой кожуре.

Я заметил, что девушкам такие вольности не нравятся, но обе с приклеенными улыбками быстро и шустро разносили еду и вино, спеша разделаться с такой обязанностью и вернуться то ли к кастрюлям, то ли к стирке.

Брат Кадфаэль придвинулся ко мне, шепнул:

— Вон тот в сером плаще… что у камина… колдун. Он кого-то ждет.

Я сделал безразличное лицо и медленным взором окинул весь зал, стараясь ни на ком не останавливать взгляд, но человека в сером плаще заметил сразу и некоторое время держал его взглядом. Странная внешность, как будто вижу через полупрозрачную занавеску или толщу воды

— Он не знает, — шепнул Кадфаэль, — как будет выглядеть тот, кого ждет. Потому старается с помощью подлого колдовства…

Я всматривался и вдруг сам ощутил, как меня коснулось нечто легкое, как будто прошел вблизи фонтана сквозь облачко мельчайшей водяной пыли. Колдун по прежнему смотрит в свою тарелку, но руками двигает как-то механически, нож уже отрезал кусок мяса, но режет его снова, явно колдун видит перед собой не тарелку.

На миг передо мной возник экран радара, вот так, наверное, колдун ищет нужное, тут же воспоминание исчезло, кровь возбужденно стучит в виски. Это же я сейчас сам ощутил, что меня прощупывают, пытаются залезть ко мне в черепную коробку! Раньше мне только говорили, что пытались, мол, но не смогли, а теперь я сам осенситивнился настолько, что начинаю улавливать… Наверное, это те возможности, которые приходят вместе с паладинством?

Почему подлого, проползла вялая мысль. Для брата Кадфаэля — да, любое колдовство обязательно подлое, а если из рук христианского аскета, то уже не колдовство, а чудо, это можно, это хорошо, это доказательство благосклонности Господа. На самом же деле как уголовники, так и милиционеры похожи друг на друга даже внешне, не только по характеру и повадкам. Сними с милиционера форму — вылитый бандит, а бандита одень в милицейскую форму — типичный участковый или гаишник. То же самое и с этими колдунами и аскетами…

Мысль попыталась и дальше скользить по наезженной тропке, я же все-таки общечеловек, тоже думать не люблю, это дело передоверил хорошо одетым дядям в жвачнике, а сам выбираю свое мнение из привычного набора: «да», «нет», «затрудняюсь ответить», однако я ухватил ее за хвост, наступил каблуком на голову, прислушался, как смачно хрустнули тонкие кости.

Это для простеньких общечеловеков подсовывается подленькая и такая приятная и удобная идея, что нет ни Добра, ни Зла, а все одинаковы, все подлые и грязные, так что не фиг стараться выбраться из дерьма. Это, мол, и не дерьмо вовсе, постарайтесь расслабиться и глотать с удовольствием. Но я смутно понимаю… нет, чувствую, что возникновение христианства — это реакция на то море дерьма, в котором тонул тогдашний мир. Это как мои попытки с понедельника или хотя бы с Нового года окончательно бросить курить, начинать заниматься спортом, учить языки…

Да, меня хватает ненадолго, я не подвижник, но даже эти разрозненные попытки сделать себя лучше не дают мне опуститься еще ниже. Точно так же и христианство в этом мире вряд ли победит в той мере, в какой хотелось бы его ленинцам, но все-таки не дает освинеть окончательно, все-таки запретило человеческие жертвоприношения, заявило о равенстве всех людей и постоянно напоминает, что мы выше и лучше, чем животные, пусть даже разумные…

Вельможа продолжал пить, за девушками поглядывал наливающимися кровью глазами. Когда одна шла мимо с пустым подносом, он быстро вытянул длинную руку, облапил ее за талию и рывком посадил на колени. Девушка ошалела на миг, затем изо всех сил треснула его подносом по голове. Тонкое дерево раскололось на две половинки, вельможа взревел оскорбленно, сжал ее так, что она вскрикнула.

В зале притихли, смотрят скорее заинтересованно, чем с осуждением. Вельможа, удерживая ее одной рукой, другой попытался запустить ладонь в глубокий вырез платья. Девушка вскрикнула, принялась отбиваться. Он захохотал пьяно, затрещала материя. Девушка закричала уже в страхе, обеими ладонями стараясь прикрыть оголившуюся грудь.