Ричард Длинные Руки – воин Господа

Массивный шкаф весь в шрамах, но его рубили уже напоследок, излив злобу на скамьях, устав от тщетных попыток поджечь, и потому дверцы уцелели. Я поискал ручки, их срубили сразу, попытался поддеть ногтями, наконец сумел вставить в щель острие кинжала. Дверца открылась с жутковатым скрипом. Я покрылся сыпью, в испуге оглянулся. Показалось, что в провал на месте ворот кто-то заглянул и тут же скрылся.

На трех полках горы манускриптов. Полка уходит вглубь, там еще ряд, в темноте видны рулоны совсем старого пергамента. Запахло древностью, пылью, повеяло ароматом тысячелетий.

Очень осторожно я открыл манускрипт. И хотя я скептик, но втайне каждый из нас ждет чуда, страстно надеется на чудо… увы, деревенский священник коряво и с ошибками вносил даты рождения, крещения, смерти, сообщал о хвостатых звездах, о знамениях, плохой погоде, о двухголовом теленке, толковал приметы, смутные слухи об увиденном гоблине…

Ни слова, как я заметил, о сотрясавших материк жестоких войнах, о противостоянии империй – все это деревенский священник не замечал, ибо войны – это где-то там, а в его селе ссора двух соседей имеет гораздо большее значение, чем какие-то непонятные войны на краю света.

– Вот он и докатился, – сказал я. – Этот самый край докатился прямо сюда.

Отложил, взял другой манускрипт, полистал. Взял третий. Наугад достал снизу еще один, с самой нижней полки, а потом еще с верхней. Увы, никаких страшных тайн, заклятий или чудес: все те же свадьбы, рождения, крещения, ранние весны, жестокие зимы, подозрение в адрес одного прихожанина в колдовстве, рождение тройни в семье уважаемого торговца скотом…

За спиной послышались шаги. Легкие, Сигизмунд ходит, как подкованный лось, а в этих шагах я ощутил дружеское участие. Голос раздался знакомый, тоже дружеский, полный соболезнования:

– Жалеешь, Дик? Да, мир несовершенен… Увы, так заведено: чтобы утвердить свое, надо рушить чужое. Как будто не знаешь, что все первые церкви строились на месте сожженных и разграбленных языческих храмов!.. Мол, тупой народ по привычке придет поклониться новому богу… да и убедится наглядно, что новый – сильнее.

Он встал рядом, на бледном интеллигентном лице отразилось сочувствие.

Я буркнул:

– Да, я слышал насчет церквей на месте капищ. Но все равно, жечь церковные книги, чтобы на их место положить книги по химии, – тоже нехорошо.

– Книги по алхимии? – переспросил он. – Да, это просто гадко. Но гадко для нас, интеллигентных людей. К сожалению, это единственный прямой и понятный путь… для большинства. Наглядный. Сразу видно, кто сильнее! Простой человек не любит думать. Ему сразу дай результат, дай готовое мнение знатока, чтобы можно выдавать за свое собственное. Разрушенная и загаженная церковь – демонстрация нашей силы и для умных, и для… не очень. Сам я, как понимаешь, осуждаю эти методы… Моя война – война идей.

Я кивнул на развалины:

– И это результат войны идей.

– Дорогой Дик, а где не так? Когда-то все вырастем настолько, что воевать будем только силлогизмами, идеями, но ни в коем случае не опустимся до такой грубости. Но ты мне скажи другое… Ты ведь не глуп, как ты с этими меднолобыми? Ах да, традиция… Верность, служение, обеты… Ты как будто не знаешь, что это и есть величайшее насилие над душой человека! Да-да, верность, обеты – это насилие, а душа человеческая должна быть вольна. Свободна! Независима. Человек сам должен делать выбор, никто не имеет права решать за других, даже если он себя гордо именует сеньором или королем, а остальных – простолюдинами.

Я покачал головой:

– Слова, слова, слова… За них в самом деле можно и церкви разрушить. Да и университеты заодно.

– А университеты зачем? – полюбопытствовал он.

– Да так… если вдруг понадобится. Для дела.

– А, – сказал он, – если для дела… Для дела можно и университеты. Видишь, такая простая мысль тебе даже в голову не приходит. А ведь это так. Нужно рушить и университеты, если там, к примеру, преподают, что кто-то всего лишь по праву рождения имеет право повелевать другими! Никто не должен рождаться господином, как не бывает рабов по рождению. Каждый рождается свободным, а рабом или господином уже становится сам. Пусть так и будет: не всяк способен принять на себя бремя власти, кому-то хочется быть в тени великих, кому-то больше нравится пахать землю, чем править страной… Пусть так и будет, но уже по своему выбору, а не по рождению. Дик, запомни: никто не рождается, чтобы править королевством, как никто и не рождается, чтобы копаться всю жизнь в навозе!