Небо стало угрожающе багровым. Я устал, как пес, что полдня бегает по лесу, выкладываясь на всю катушку а потом, оказывается, надо еще и домой. Но я тащился из последних сил, пока не усмотрел мелкую тихую речушку, могучие раскидистые деревья, массу сухих сучьев.
Кроваво-красные лучи закатного солнца высветили песчаный берег с редкой жесткой травой. Мы расседлали коней, я привязал к их мордам сумки с овсом, Сигизмунд принялся разводить костер. Я разделся, осторожно ступил в прохладную воду, застонал от наслаждения. Казалось, пот начал вымываться не только из распаренных пальцев ног, а и из всего тела.
Сделал шаг дальше, ступня нащупала мягкое, со дна поднялась коричневая муть. Когда вошел в речушку до колен, вода из прохладной стала странно теплой, как обычно бывает в неглубоком и хорошо прогреваемом солнцем болоте, хотя, как мне чудится, на глубине должно быть все наоборот...
Мясистые листья кувшинок закачались от волны. Лягушки злобно уставились выпуклыми шарами, некоторые припали к листьям белесыми животами, другие же, напротив, приподнялись на всех четырех, угрожающе выгибая спины.
В двух шагах забурлила вода, словно на дне прорвало нефтепровод. Вместе с пузырьками воздуха выплескивалась черная жидкость отвратительного вида и запаха. Вздыбилась масляно-блестящая спина, словно у огромного тюленя, а голова зверя начала подниматься прямо передо мной.
Я безуспешно пытался нащупать на голом пузе молот, даже замахнулся, а в другой руке держал перед собой несуществующий меч острием вперед – до чего Уже привык, ну прямо боец, герой. Вода продолжала бурлить, затем зверюга, явно рассматривавшая меня из-под воды, решила не рисковать, раз я в такой странной стойке, и снова ушла под воду.
Сигизмунд сказал обеспокоенно:
– Милорд, а не перенести ли костер от воды подальше?
– Стоит ли? – усомнился я. – Я слышал, что огонь всех зверей отпугивает.
– А у нас огнем приманивали рыбу, – сообщил он. – Вот такую!
Я посмотрел, ответил:
– Да, лучше перетащить.
Пока я одевался, он начал сгребать угли и переносить повыше на берег, задумчиво посматривая на лес, на высокие деревья, обронил:
– Правда, я слышал про лесных зверей, что тоже выходят только на огонь...
– И еще я слышал, – добавил я ему в тон, – что есть рыбы, которые лазают по деревьям...
Он засмеялся:
– Вот это точно враки!
– Правда, – ответил я серьезно. – Сам видел.
– Где ж такие рыбы живут? – изумился он.
– На юге, – ответил я. – На самом дальнем юге.
Ответа не последовало.
Я посмотрел на него, краска медленно сходила с его щек. Я запоздало вспомнил, что здесь не то что телевизора, даже простых фотоаппаратов все еще нет, и «сам видел» означает только одно: был там и видел собственными глазами.
– У меня... – сказал я медленно, – это... ну... видение как-то было... Видел, как наяву... Только осталось руку протянуть!
Он с облегчением вздохнул, кровь вернулась в щеки.
– Видения, – проговорил он с откровенной завистью, – а я жил в таком медвежьем краю, что ничего не видел, кроме высоких сосен... А у нас они особенные! В пять обхватов, стоят так плотно, что боком не протиснешься... Так и жили мы, не видя других людей. Хорошо, у отца были книги... Сам он читать не умел. Вообще думаю, что не с собой привез, а кого-то ограбил... Больно не похож на книгочея. А читать меня мама научила... Странные книги! Вроде бы старинные сами по себе а в них о еще более давних временах...
Мы сидели у костра, подбрасывали веточки в огонь, слушал его неторопливый рассказ, полный ахов и детского удивления по поводу того, что он вычитал. И хотя говорил только о подвигах, сражениях, перед моими глазами вырисовывалась немножко иная картина.
Люди пришли в эти земли вовсе не из-за жажды приключений, как они расписали в своих хрониках, а просто бежали под натиском более сильных племен и народов. И пришли сюда не племена, как опять же высокопарно написано в хрониках, а остатки уцелевших, растерявших родню, друзей, даже знакомых. На новых землях, достаточно суровых и бедных, если сравнивать с югом, они селились далеко друг от друга, не чувствуя привязанности или даже необходимости держаться вместе.
Так возникали племена, раздвигали границы, пока не соприкоснулись, не начали спорить из-за пастбищ, обрабатываемой земли. Появились группы вооруженных людей, что защищали племя, а потом, окрепнув, они начали нападать на соседей. В результате появились крепкие здания из камня, куда в случае необходимости можно было укрыться всем, а еще позже крупные селения начали обносить заборами. Сперва частоколом, а потом каменной оградой.
Долгое время люди даже не замечали, что эти земли все-таки уже заселены. А если и замечали, как замечают прыгающих по дороге зайцев, как видят стада лесных оленей или свиней, то кто станет считаться с правами зверей на эту землю? То же самое и с эльфами, гномами, троллями, кобольдами. Их видели очень редко, а когда видели, не упускали случая метнуть стрелу или бросить топор.