На конечном этапе пребывания Ричарда в плену, между Рождеством 1193 года и его освобождением 4 февраля 1194 года, после, казалось бы, столь длительного периода полнейшего взаимопонимания, неожиданно возникает ситуация, едва не перечеркнувшая все предыдущие договоренности между Генрихом и Ричардом. В своем письме от 20 декабря, адресованном английским вельможам, император еще говорит о 17 января как о намеченной дате освобождения. Королева-мать и Уолтер Руанский, которого теперь сменяет на посту верховного юстициария Англии Хьюберт Уолтер, а также многие другие отправляются в Германию, но император неожиданно переносит срок вынесения окончательного решения на 2 февраля. Эта отсрочка связывалась, впрочем, так оно и было на самом деле, с прибытием к Генриху делегации от Филиппа и Иоанна, которая привезла с собой настолько привлекательное финансовое предложение, что император, возможно, стал колебаться и подумывать о том, не отказаться ли от договора с Ричардом в пользу нового соглашения с Францией. Предложения французов Говден передает нам во всех подробностях.
Речь шла о своего рода коммерческом предложении, включавшем в себя четыре варианта и предусматривавшем либо продление срока ареста Ричарда, либо передачу его Франции. Но поскольку по наиболее привлекательному из них выплата составляла 150000 марок, из которых треть предстояло внести Иоанну, это не превышало суммы, назначенной по договору с Ричардом. Часть ее была уже в руках Генриха. По этой причине вопрос о выдаче уже не мог рассматриваться всерьез, так как для подобного рода двойного инкассо Генрих не настолько прочно сидел в седле, к тому же слишком много князей выступили гарантами по Вормскому договору. Следовательно, речь могла идти только о испрашиваемой годичной задержке, что в идеальном случае, позволило бы получить со всех, то есть с Ричарда и Филиппа с Иоанном, те же 150000 марок. Подобный вариант еще мог иметь какой-то смысл, тогда как попытки Филиппа добиться выдачи Ричарда до полной уплаты последним причитающейся с него суммы должны были сопровождаться более выгодным финансовым предложением, но, поскольку тот предлагал ровно столько же, сколько и Ричард, с финансовой точки зрения сделка с Францией была для Генриха невыгодной. К тому же анжуйская администрация уже успела продемонстрировать эффективность своих действий в сборе денег, а Ричард, соответственно, свою платежеспособность. Но спрашивается, смогли бы Филипп и Иоанн, часть имущества которого была конфискована, собрать необходимую сумму в обозримое время? При этом следует иметь в виду, что оба, в отличие от Ричарда, которому при сборе средств помогало его право сюзерена, не могли воспользоваться всеобщим 25-процентным обложением и широкой поддержкой церкви для денежного покрытия данной сделки. Ко всему прочему на текущий год Филипп готовил крупный завоевательный поход, и это требовало значительных затрат. Все это заставляло сильно усомниться в финансовых возможностях союзников, и, по-видимому, потребовалось бы значительно растянуть сроки выплат и предусмотреть обстоятельные гарантии платежей, тогда как Генрих планировал собственный сицилийский поход, так что, надо полагать, был заинтересован в скорейшем улаживании дела с Ричардом. Во Франции он видел своего будущего врага, тогда как в Ричарде — военачальника, отстаивающего интересы империи. Но еще несколько лет в неволе, и Ричард мог лишиться власти, тогда император не только бы потерял невыплаченную сумму, но и не смог бы реализовать свою политическую концепцию.
Ввиду шаткости финансовых основ, на которые опиралось предложение Филиппа, заинтересовать Генриха могли бы только дополнительные политические уступки: Филиппу и Иоанну надо было бы предложить ему сюзеренитет над Англией, что, собственно, наиболее целесообразно было бы сделать сразу же после того, как Ричард попал в плен, когда это еще могло существенно стимулировать Генриха на сотрудничество с Францией. Несомненно, убедить Иоанна в необходимости подобного шага не составило бы особого труда, и, поскольку Ричард знал своего брата, то его тревогу по этому поводу легко понять. Только подобное предложение никак не вязалось со взглядами Филиппа на будущее, так что в этом отношении опасаться его было нечего. Будь Иоанн столь же самостоятелен, сколь он был беспринципен, то мог бы сделать такое предложение императору и от себя. Но, возможно, Филипп с Иоанном даже не догадывались о сокровенных чаяниях императора на этот счет, поскольку из всех официальных документов напрочь были исключены все упоминания о предстоящем превращении Англии в императорский лен, и засекреченность соответствующего дополнительного соглашения к Вормскому договору по существу оказалась скорее в интересах Ричарда, чем Генриха.